бумаги мы обнаружили. К сожалению, пока никто не смог их прочитать.
— Почему? — не понял князь.
— Они написаны на языке, которого никто не знает. Возможно, это и не язык вовсе, а тайнопись. И, сдается мне, никто ее прочитать не сможет. Лучшие люди университета сейчас стараются раскрыть их секрет, с бумаг сделаны точные списки. Это немного напоминает арабскую вязь, и дело, конечно, осложняется тем, что у нас по-арабски только читают, но не говорят.
— По-арабски? — Волот поднял брови.
— Да. Именно. Но есть несколько грамот, которые кое-что могут пояснить: это карты. Их много, это карты наших северных городов.
— Военные? Это лазутчики? — глаза Волота загорелись.
— Нет, хотя карты эти довольно подробны, на них отмечены крепостные стены и естественные преграды. Но их интересовало совсем другое. С карт тоже сделано несколько списков, они разосланы по капищам, их изучают волхвы.
— Почему по капищам?
— Погоди. Сейчас мы пошлем за Младом, и начнем наш долгий разговор. Он говорил с Перуном, и ему есть чем подтвердить мои слова, в которые ты не веришь.
— Я верю тебе. Но… я делаю скидку на то, что ты можешь ошибаться. Доктор Велезар говорит, что каждый человек смотрит на мир со своего места, и с разных мест мир кажется разным. Я должен стоять выше всех, и видеть как можно дальше.
Вернигора усмехнулся. Волот все еще чувствовал неловкость перед ним за подозрение в подлости. А ведь на деле Вернигора рисковал собой и был ранен, защищая своего соперника…
Волхв пришел быстро, словно ждал, когда его позовут. Он снова был в ярко-рыжем треухе, который издали бросался в глаза, скинул у двери полушубок и валенки, оставшись босиком, в простой вышитой рубахе и синих штанах в полоску, словно хлебопашец. Правда, даже в этом наряде волхв хлебопашца нисколько не напоминал. Любой на его месте, отправляясь на встречу с князем, надел бы кафтан и сапоги, но Волота это, пожалуй, не обидело, а только повеселило. Впрочем, Белояр никогда не надевал кафтана, а зимой и летом ходил в белоснежном армяке.
— Здравствуй, князь, — волхв сдержано кивнул и пристально посмотрел Волоту в глаза — словно прочитал в них что-то, потому что лицо его смягчилось и расслабилось.
— Здравствуй, — ответил Волот и осмотрелся — куда же он сядет?
Но волхв нисколько не озаботился этим вопросом и сел на постель Вернигоры, в ногах, чтоб видеть лица и князя, и главного дознавателя. Вернигора велел закрыть дверь, и в спальне некоторое время висела неловкая тишина.
— Ну что, князь, — главный дознаватель кашлянул, — сначала посмотри на карту Новгорода. Хочу заметить, они убивают своих, чтоб только никто из них не попал нам в руки.
Он потянулся к столу, вытащил из-под вороха свитков тонкий лист бумаги и протянул князю. Волот сразу узнал на рисунке Новгород: ветви множества рек вокруг изогнутого ствола Волхова и разлив Ильмень-озера, четкие линии крепостных стен детинца и прямых новгородских улиц. Карта пестрела расставленными крестиками — черными и красными, некоторые из них были обведены в кружок.
— И что это значит? — спросил он, глядя на карту с минуту.
Волхв поднялся, подошел к нему и встал за спиной, чтоб видеть карту так же, как ее видит Волот.
— Сначала мы обратили внимание на то, что крестами отмечены все наши капища и мелкие святилища. Имеют значение цвет креста и цвет обводки. Красными крестами отмечены и три христианские церкви в Новгороде. Они обведены в кружок, — волхв нагнулся и показал на пометки сухим кончиком пера, — капище в Перыни тоже отмечено красным крестом, но он не обведен. А капище Ящера напротив — черный крест и тоже без обводки. На месте капища Хорса в детинце — красный крест, в Городище два красных креста — на месте твоего терема и на краю посада, где бьет родник. В университете два креста — на месте главного терема — красный, а на месте капища — черный. А вот обведенные черные кресты — все, которые мы успели проверить, поставлены на местах, так или иначе священных для нас: родники, возвышенности, крупные валуны, одиноко стоящие деревья.
— И что это означает? — спросил Волот.
— Они делят нашу землю, князь! — скрипнув зубами, ответил Вернигора и сжал кулаки.
— Они не только делят нашу землю, — вздохнул волхв, — сдается мне, черным обведены те места, которые утратили свое священное значение. Они убивают нашу землю, лишают ее силы. Там, где стоит красная пометка, сила сохранится. Там, где стоит черная — будет уничтожена.
— Но зачем они оставляют нам силу? Не правильней ли было бы с их стороны уничтожить все?
Волхв сел обратно на постель и посмотрел Волоту в глаза:
— На местах, помеченных красными крестами, они поставят церкви…
— Да кто же позволит им поставить столько церквей? — пробормотал Волот.
— Я же говорю, — едва не крикнул Вернигора, — они делят нашу землю! Они знают, что сделают с нею, когда придут сюда! Таких карт у нас — полтора десятка. И Псков, и Ладога, и Олонец, и Руса. Вся новгородская земля!
Волхв говорил долго: сначала сбивчиво, не вполне понятно, потом пускался в долгие объяснения, а потом словно освоился, и Волот слушал его раскрыв рот — за словами волхва стояли зримые образы. Солнечный лик Хорса катился в Волхов, изваяния богов оседали на землю, поднимая в небо пыль и копоть, горели дома и капища… И полчища, несметные полчища текли на русскую землю со всех сторон: земля содрогалась под копытами тяжелой конницы, рушились крепостные стены, осадные башни катились по льду рек и рвов, летели тучи стрел, грохотали пушки, снег плавился от пролитой крови, и враг шел по взрытым, грязным полям, перешагивая через трупы павших.
Михаил Архангел вплывал на облаке в сожженный Новгород, а перед ним по водам Ильмень-озера шагал враг в белых одеждах, перепачканных кровью и ядом… И почему-то был похож на Белояра.
Волот передернул плечами и тряхнул головой, когда волхв замолчал.
— Ополчение нельзя уводить из Новгорода, — закончил за него Вернигора, — татары не представляют собой силы, Москва справится с ними без нас, легко и быстро. Как всегда. От татар можно откупиться, и они уйдут обратно в Крым. И откупиться золотом и серебром, а не жизнями новгородцев. Ты видишь? Нас вынуждают ослабить новгородскую землю, и началось это с гадания на Городище! Это тщательно продуманное нападение, настолько тщательное, что они успели решить, где поставят храмы своему христианскому богу!
Волот подумал, что это началось с его сна в годовщину смерти отца. А может быть, гораздо раньше — с того дня, как князь Борис однажды утром не смог подняться с постели.
11. Белояр
— Млад Мстиславич, проснись! Ну проснись же! — Ширяй тряс его за правое плечо, ушибленное копытом. Млад и рад был проснуться, ему снился нехороший сон, от которого он хотел избавиться, и никак не мог.
— Млад Мстиславич! — канючил под ухом Ширяй, — это очень важно! Проснись!
Млад долго и мучительно открывал глаза — Ширяй стоял над ним со свечой в руках, чуть не подпрыгивая от нетерпения.
— Что-то случилось? — Млад сел и опустил ноги на пол.
— Нет. Иди, посмотри. Я кое-что понял!
— Ширяй, — Млад зевнул и потянулся, — это не могло подождать до утра?
— Конечно, нет! И потом — уже почти утро. В Сычевке коровы мычат и бабы просыпаются.
— Очень хорошо… — проворчал Млад. Часа четыре утра, не позже…
Весь стол был завален свитками списков с тех бумаг, которые люди Родомила нашли в ямском дворе — начертанные непонятной тайнописью, похожей на арабскую вязь. Человек двадцать писцов делали эти
