- Медвежье Ухо… Я так боялась…
- Я тоже… - сказал он. Руки были перепачканы кровью медведя и тряслись, как у алкоголика с похмелья, и он не осмелился ее обнять.
- Смотрите, - Сергей показал наверх, - травка опустилась.
Игорь запрокинул голову: точно, она не просто опустилась - она покачивалась, ныряла, резвилась, звала и радовалась. Неподвижный воздух зашевелился, со стороны разлома дохнуло ветром - что-то менялось вокруг.
- Попробуем… - пробормотал Игорь и, пошатываясь, встал.
Ветер разогнал дурноту, в голове немного прояснилось, а травка, танцуя и трепеща, двинулась к крыльцу мрачной лачуги. Игорь направился за ней, чувствуя, как внутри нарастает волнение, близкое к эйфории. Ветер усиливался, и из конюшни донеслось робкое ржание - значит, ему не показалось, лошади там действительно были. Маринка держала его под локоть, и правильно делала: он еще не совсем пришел в себя, происходящее казалось нереальным, и земля покачивалась под ногами, как палуба корабля. Сергей шел рядом, даже немного опережая их с Маринкой, и подозрительно смотрел по сторонам. Снова заржала лошадь, а вслед за ней еще одна. В конюшне слышался глухой топот копыт - лошадей было много, и они волновались.
Ветер дунул сильней, лес зашумел, и закачались верхушки елей. В этом Игорю почудилось что-то зловещее и торжественное одновременно, это напоминало приближение грозы, но никаких черных туч поблизости не наблюдалось, небо оставалось сереньким и беспросветным. Над лесом поднялась и закружилась стая потревоженных ворон. Сергей явно торопился, да и Игорь испытывал странное нетерпение, стараясь ускорить шаг. Когда они добрались до крыльца, лошади не просто ржали - они кричали и бились копытами в стены конюшни. Вороны, каркая и шумно хлопая крыльями, пронеслись над головами к югу.
Ветер превратился в ураган и грозил сшибить с ног, деревья на другой стороне провала гнулись и стонали, из глубины леса доносился треск ломавшихся верхушек. Только частокол, украшенный мертвыми головами, стоял неподвижно, как будто стихия не могла потревожить его сонной скорби. И еловый лапник на крыше лачуги не шелохнулся, и конский череп смотрел вниз невозмутимо и печально.
Игорь глянул на Маринку - ветер рвал ее волосы в стороны и надувал расстегнутую куртку.
- Я сначала попробую сам, - его слова унеслись назад, но Маринка услышала их и кивнула.
Перелет-трава радовалась стихии, играла в тугих воздушных струях, без труда преодолевая их течение. Сергей спрятался от урагана за сваей, под стеной лачуги. Как же плачут кони! Сердце рвется от их криков и метаний!
Игорь встал на первую ступеньку крыльца, оглянулся и кивнул Маринке. Она ответила тем же, прикрывая лицо от ветра.
На крыльце ветра не было. Будто стеклянная стена ограждала его от внешнего мира, даже звуки доносились сюда как сквозь вату. Игорь поискал глазами перелет-траву, повернулся к ней лицом и поднял руку открытой ладонью вверх.
Дивный цветок: трепещущий, сияющий и в то же время хрупкий, беззащитный, доверчивый… Игорь смотрел, как травка подплывает к его руке, и не верил, что это происходит на самом деле. Да, он знал, что рано или поздно это случится, он нисколько не сомневался в ее намерениях, но все равно это было больше похоже на сказку.
Травка оказалась почти невесомой и бархатной на ощупь. И теплой, как пушистый зверек. Ее тонкий стебель скользнул по его запястью, и она замерла, словно долго ждала этой минуты и теперь наконец почувствовала себя спокойно.
Сетка упала сверху так быстро и неожиданно, что Игорь не успел отдернуть руку. Травка рванулась вверх, он, наоборот, попытался вытащить ее снизу, еще не очень хорошо понимая, что произошло. Жесткая петля в один миг затянулась чуть выше запястья, Игорь хотел порвать сетку левой рукой, но мощный рывок сбросил его с крыльца на землю. Он упал лицом вниз, выставляя левую руку вперед, и не сразу смог дотянуться до сетки снова, но едва коснулся ее пальцами, как их прижал к земле тяжелый сапог героя спецназа. Травка, как птичка, билась в силке, и Игорь чувствовал ее отчаянье и ужас. Сергей навалился на него сверху, заламывая левую руку и перехватывая за запястье правую, но в эту секунду Маринка обеими руками ухватилась за сетку и дернула руки в стороны, разрывая тонкие серебряные нити.
Травка взмыла в небо, Маринка отскочила в сторону, а Сергей взвыл, как волк, у которого отняли добычу, и от разочарования раза три саданул кулаком по спине Игоря. Игорь попытался вывернуться из-под него, едва заметив, что хватка ослабла. Но тут внезапно ветер стих, кони замолчали и перестали биться - мертвая тишина опустилась на двор, воздух стал вязким и не шел в легкие. Сергей замер и замолчал, Маринка, прикрыв рот руками, отступила назад. Игорь наконец выбрался из-под героя спецназа и увидел хозяйку «домовины».
Огромная горбатая простоволосая старуха, припадая на тяжелую дубину, как на трость, медленно шла им навстречу. Ее лицо потемнело и сморщилось от времени, Игорю показалось, что она лет на сто старше своей лачуги: нос загнулся и опустился на верхнюю губу, в нем вообще не было видно хряща, только острая кость черепа, губы высохли и больше напоминали запекшийся край раны вокруг провалившегося рта, в котором осталось только два нижних зуба, не прикрытых верхней губой. Острый, обтянутый кожей подбородок блестел и выдавался вперед. Редкие седые волосы посеклись на концах и топорщились в разные стороны. Кустистые серые брови сползли на глаза и замерли, сомкнувшись на переносице, отчего лицо ее выглядело недовольным, даже сердитым. Игорь решил бы, что перед ним покойница, если бы не глаза: ярко-желтые, как у кошки, блестящие, живые, стреляющие по сторонам. Она внушала почтение и страх.
Ростом старуха была выше Сергея, несмотря на горб, согнувший ей спину.
- Кто отпустил моего медведя? - прошамкала она скрипучим, гнусавым голосом.
Герой спецназа, белый как полотно, отступил на шаг. Игорь встал на ноги, поднял голову и честно ответил:
- Это я.
- Не удержал моего цветочка, не уберег, - с укоризной сказала старуха, и Игорю показалось, что ее лицо выражает презрение, - теперь прочь отсюда, прочь! А девочку я себе оставлю, вместо внучки мне будет.
Она с неожиданным проворством подскочила к Маринке и ухватила ее за руку. Маринка слабо вскрикнула, Игорь рванулся к ней, но старуха махнула своим богатырским посохом, словно хотела отогнать собак: от земли оторвался маленький, завернутый воронкой вихрь, в мгновение подрос, поднимая тучу пыли и клочья травы, и ударил Игоря в грудь с такой силой, что он не устоял и навзничь рухнул на землю.
- Проч-ч-чь! - рявкнула старуха еще раз и опять качнула посохом, будто пнула воздух.
Ветер покатил Игоря по земле, словно комок тополиного пуха, ударяя об ее неровности; приложил спиной о бревно, лежавшее под распахнувшимися воротами, поднял над ним и потащил за собой дальше. Рот и нос забились пылью, перед глазами мелькали то небо, то земля, то далекий лес, то ближайший пень. Ветер завывал в ушах, к горлу поднялась тошнота, Игорь зажмурился и обхватил колени руками - наверное, так космонавты чувствуют себя в центрифуге. Только их не бьют о корни, пни и деревья, попадающиеся на пути.
Вихрь нес его по лесу со скоростью курьерского поезда, но ничего, кроме бешеного вращения вокруг себя, Игорь не видел. Он потерял ориентацию в пространстве и думал только о том, что любое столкновение даже с самым маленьким деревом может стать для него последним. Но вихрь катился по тропе, и препятствия на пути лишь больно били по бокам, не причиняя серьезного ущерба. Потом ощущения изменились - теперь тонкие ветки кустов хлестали со всех сторон, и вскоре к сухой пыли примешались капли воды, запахло болотом, вместо твердой земли, пней и веток Игорь тыкался в мягкий мох кочек, пока ветер не завяз в болоте и не осел в трясину. Только Игорь не сразу сообразил, что движение прекратилось, - голова кружилась так же бешено, он не понимал, где верх, а где низ, избитое тело болело, и пыль, забившаяся в глотку, все так же мешала дышать. Невозможно было угадать, продолжает ли выть ветер или у него просто звенит в ушах. И лишь когда вода подкралась к подбородку и хлынула в легкие, он закашлялся и успел понять, что тонет.
Наверное, его барахтанье в воде со стороны выглядело смешным и нелепым - когда головокружение
