наслаждающейся жизнью на лоне природы? Чтобы ему даже в голову не пришло, что дурацкие слухи об этом месте имеют под собой хоть какое-то основание.
- Конечно, я все сделаю в лучшем виде! Ты что, меня не знаешь? Что-что, а произвести впечатление я умею!
Их разговор прервал звонок мобильного. Не того, которым он пользовался на работе, а другого, который был предназначен только для домашних и очень близких друзей.
- Да, - поморщившись, ответил Алексей в трубку, - нет, я уже сказал - не сегодня. Завтра, когда меня здесь не будет. Ну и что, что сейчас подходящее время? Я сказал - завтра. И не забудьте проследить, чтобы все трое вышли наружу. Мне не нужно уголовное расследование. Как хотите. Хоть сами их разбудите! Если хоть один человек пострадает, я лично отведу вас в милицию, вам понятно?
Он снова поморщился, нажимая на отбой.
- Что это ты такое затеял? - полюбопытствовала Ника.
- Да так, я бы не хотел делать тебя соучастницей своих темных делишек, - он рассмеялся.
- А все-таки?
- К приезду Петухова было бы не плохо избавиться от этой пресловутой избушки, ты не находишь?
- Да я тебе об этом уже месяц твержу, а ты меня не слушаешь! А что, плотник согласился ее продать?
- Вообще-то нет, но я пока попробую обойтись без его согласия.
- Давно бы так, - фыркнула Ника, - а то развел чистоплюйство. Деловые люди должны такие проблемы решать быстро.
- Ну, милая, ты чересчур много от меня требуешь! Я же не бандит, а порядочный бизнесмен, мне хватает нарушений закона в уходе от налогов, чтобы я мог позволить себе совершать еще и уголовные преступления.
- Ладно, я рада, что ты наконец хоть на что-то решился, - рассмеялась она.
И хотя она не совсем поняла, что задумал ее муж, ей вдруг стало жаль плотника. Может быть, он и вправду зайчик, который ни в чем не виноват? Но Ника тут же вспомнила, как он сообщил ей об установленном сроке, в который они должны покинуть Долину, и ее жалость немедленно улетучилась. Нет, ему не удастся провести ее и прикинуться чудаковатым романтиком!
- Послушай, а что если плотник сунется со своими разговорами и к Петухову? - нахмурилась она.
- Попробуем решить и эту проблему. У нас еще есть время, - задумчиво ответил Алексей.
Обещанные два дня благополучно прошли, начинался третий, и в глубине души шевелилось беспокойство, но Илья подумал, что не может представить себе ничего страшней, чем снос избушки. И на этом успокоился - что будет, то будет. Избушку он им отдать попросту не сможет, что бы они ни делали.
Леса на баню так и не привезли, и после завтрака он продолжил доклеивать модель сруба. Мишка собирался в магазин, и Сережка хотел отправиться с ним - несколько часов Илья мог наслаждаться одиночеством. Он с самого утра чувствовал подъем - в голове созрели интересные мысли, которые стоило бы записать в синюю тетрадь. Илья на секунду отвлекся и поискал ее глазами, но на полке рядом с домиками не увидел. Не лежала она и на столе, Илья заглянул под стол - и там было пусто. Где же он видел ее в последний раз? Писал он ночью, дня три назад, и, как всегда, бросил там, где закрыл. На столе. И больше он к ней не прикасался.
- Мишка, а ты мою синюю тетрадь не видел?
- Так на столе валялась, - с готовностью ответил тот.
- Что-то не валяется. Сережка, не видел синей тетради?
- Это толстая такая, как книга?
Илья кивнул.
- Я в ней портрет девчонок нарисовал. Им так понравилось, что они захотели маме показать.
- И что? - Илья замер. - И ты дал?
- Ну что мне, жалко, что ли? Тем более, они обещали вернуть.
Илья похолодел. Нет, Сережка, конечно, не виноват. Стоило заранее подумать о том, что ему надо где- то рисовать. И разбрасывать свои вещи не надо где попало. Но, черт возьми, это же…
- Папка, ты чего? Что с тобой? - Сережка испугался.
- Нет, ничего, - еле выговорил Илья.
Веронике, в собственные руки… Там же не написано, что это не предназначено для чужих глаз. Да если бы и было написано!
- Папка, ты это из-за тетрадки? Ты не расстраивайся так, я сейчас пойду и заберу у них. Ты только не беспокойся, я сейчас…
Сережка пулей вылетел из избушки, а Илья до боли закусил губу. Лучше бы он никогда в нее ничего не писал! Зачем это вообще было нужно? Кому? Бумага все стерпит?
А с другой стороны, кому это интересно? Может быть, он напрасно расстраивается? Вероника одним глазом глянет на портреты дочерей и равнодушно отведет глаза. Какое ей дело до того, что еще в этой тетрадке есть?
Илья уперся ладонью в лоб и стиснул пальцами челку. Что же он наделал! Ну что ему стоило убрать тетрадь в спальню, с глаз долой?
Мишка, одетый и собранный, ждал на крыльце, а Сережка вернулся минут через десять, но тетрадки не принес.
- Она у их мамы в спальне, а мама уехала куда-то. Когда она приедет, девчонки сразу ее заберут и принесут.
Час от часу не легче!
- Папка, да не расстраивайся ты так, она же не потерялась! Девчонки принесут, честное слово!
- Идите в магазин, - сухо ответил Илья. - Миш, купите Сережке все, что ему для рисования нужно. Он сам покажет.
Сережка просиял:
- И большой набор красок можно?
- Если он тут продается, то почему нет? - хмыкнул Илья. - А главное, бумаги побольше купите…
- Пап, ну прости меня, я же не знал, что твою тетрадку нельзя брать…
- Да ладно, - Илья махнул рукой.
В спальне? Она что, перед сном на портреты детей хотела полюбоваться? Или хочет вернуть вещь лично ему в руки, не доверяя дочерям? Чушь. Она наверняка взяла ее читать! А на внутренней стороне обложки печатными буквами написаны его имя, фамилия и телефон, еще старый, из родительской квартиры. Зачем он это написал? Чтобы каждому, кто заглянет внутрь, стало ясно, чья это вещь?
Когда к обеду вернулись Мишка с Сережкой, Илья, конечно, слегка пришел в себя, постарался не думать об этом больше. Но все равно мысль о тетрадке и Веронике колола его изнутри, заставляя сжиматься и холодеть. Он не стал напоминать о тетрадке Сережке, тем более что тот был полон энтузиазма немедленно начать портить краски и бумагу. И девчонки скорей всего о ней забыли - до самого вечера так и не принесли.
Если днем он еще мог прогнать от себя мрачные мысли, то ночью, как только погас свет и Илья остался наедине с собой, они навалились на него, не давая уснуть. Ему виделось лицо Вероники, листающей его тетрадь с презрительной усмешкой на губах или, еще хуже, с доброй снисходительной улыбкой. Сами собой вспоминались строчки, написанные там во времена, когда он был влюблен в Лару. И те, которые он писал ей, когда они разводились… И то, что он сочинял совсем недавно, про избушку, про Мару…
Сон, который в итоге сморил его, был мрачен и сер - ему снова, в который раз, приснилось болото. Чавкающая вонючая жижа под ногами. Гнилые деревца. Сырость и холод. А потом сон превратился в кошмар - ему снились гусеницы ревущей тяжелой машины, которая рушит стены избушки. Снились так близко, что Илья мог дотянуться до них рукой, прямо перед лицом. Металлический лязг траков оглушал - ему казалось, он своим телом ощущает тяжесть многотонной махины, которая сминает и крушит стены. Серебряно-серые, блестящие бревна избушки хрустят и ломаются, как высохшие ветки, катятся впереди отвала, и на мгновение мелькают между ними крошечные игрушечные домики из спичек.
Он хотел закричать, но тяжесть, придавившая грудь, не давала вздохнуть. Он хватался руками за
