Ветер сменил направление, и Илья наконец открыл глаза: теперь струи дождя тушили заднюю стену избушки, как будто кто-то на небе направлял их туда, где огня было больше всего. Вода вокруг поднималась все выше и грязным потоком бежала вниз, к реке. Сверкнула молния, и через секунду небо раскололось над самой головой.
Илья поднялся и осмотрелся как следует: огонь проиграл этот бой. Гроза именно бушевала, в полную силу обрушивая на землю свой гнев, - ветер валил с ног, вода поднялась до икр, а стоящему рядом с ним Сережке - до колен.
- Ничего себе! - восхищенно пробормотал Сережка, задирая голову и открыв рот. - Вот это буря!
- Да уж, - неуверенно хмыкнул Илья и тоже поглядел на небо: бесновавшаяся стихия восхищала, и постепенно на смену нервному напряжению приходила радость - щемящая и благодарная. Он раскинул руки, подставляя грудь и ладони под хлещущий дождь и ветер: избушка не сгорит. Как он мог усомниться в том, что Долина защитит ее от огня?
- Эй, может, нам в дом зайти? - крикнул Мишка.
Илья покачал головой, хватая воспаленными губами воду, падающую сверху. Как же хорошо! Разве мог он когда-нибудь представить себе, как хорошо стоять под ливнем и смотреть на сверкающее молниями небо?
- Папка! Как здорово!
Илья повернул голову и увидел, что Сережка, так же как и он, раскинул руки и ловит лицом дождь и ветер.
Гроза прокатилась над Долиной за несколько минут - молнии сверкали все дальше, гром грохотал все тише, ветер постепенно успокаивался, только под ногами так же быстро бежал мутный поток.
Илья подошел к избушке и провел рукой по низу стены - обугленные мокрые бревна оставили на руке черный след. Рассмотреть повреждения в темноте он не мог, но, судя по всему, нижние венцы не прогорели насквозь, а верхние лишь немного обуглились. Илья погладил стену на уровне окна и неожиданно заметил, что ему страшно трогать пальцами обожженное тело избушки, как будто она была живой и его прикосновение причиняло ей боль.
- Ничего, я тебя вылечу, - прошептал он одними губами, - все будет хорошо.
Усталость навалилась на него внезапно, Илья почувствовал озноб и очень захотел оказаться в постели под одеялом. Он обошел избушку со всех сторон, прощупывая нижние венцы, и наконец поднялся на крыльцо.
Мишка давно спрятался внутри и теперь вытирал Сережку огромным махровым полотенцем. Окна были распахнуты, но все равно в воздухе стоял устойчивый запах гари.
- Как думаешь, можно окна закрыть? - спросил он. - По-моему, проветрилось.
- Холодина-то какая, - поежился насквозь мокрый Илья. - Закрываем, конечно.
- Ты вытирайся, я закрою, - заботливо предложил Мишка и протянул ему полотенце, легонько хлопнув Сережку по мягкому месту.
Илья скинул мокрые трусы и майку - ливень не смыл с них сажи - и посмотрел на себя со всех сторон. Нет, ни одного серьезного ожога не было, разве что кожа местами облезет, не страшней, чем на солнце обгореть.
- Сережка, ты не обжегся? - спросил он сына, залезавшего в постель. Мишка натягивал пододеяльник на одеяло - они водились в избушке в избытке, ведь ночевали здесь иногда шесть человек одновременно.
- Нет, - ответил парень, демонстративно стуча зубами и сворачиваясь клубком.
- Сам-то как? - поинтересовался Мишка.
- Нормально вроде.
- Рожа у тебя красная, - сообщил Мишка.
Илья ощупал лицо - да, кожу жгло, что было неудивительно. Он глянул в автомобильное зеркальце: брови местами опалились, но ресницы остались на месте.
Пока он вытирался и искал сухое белье, Мишка успел закрыть все окна и улечься в постель раньше него. Илья погасил свет и собирался влезть под одеяло, когда услышал какой-то звук в столовой. Интересно, а дверь они закрыли на ночь? В том, что избушку нарочно подожгли, не было никаких сомнений, и, наверное, следовало опасаться незваных гостей.
Он прошлепал к выходу и тут же наткнулся на Мару. Она приложила палец к губам и показала на дверь в спальню. Илья кивнул, прикрыл ее и включил в столовой свет.
- Твое? - с хитрой улыбкой спросила Мара и вытащила из-за спины его синюю тетрадь.
- Где ты ее взяла? - со злостью спросил он, выхватывая тетрадь.
Мара кокетливо покрутила головой:
- Какая разница? Вещь твоя, я тебе ее возвращаю.
Илья скрипнул зубами и поставил тетрадь на полку.
- Что ты так нервничаешь, а? Да я и так читаю ее, когда захочу, я уже говорила, - Мара повела плечом, как будто хотела приласкаться к нему.
- Прекрати со мной заигрывать, - буркнул Илья.
- А почему? Слушай, мне так понравилось, что ты про меня написал! Я прямо растаяла, честное слово. Мне никто никогда не посвящал стихов, сколько я за мужиками охочусь.
- Может, они просто не успевают? - хмыкнул Илья.
Мара насупилась.
- А может, и правда не успевают? - она удивленно подняла брови. - Но все равно, ты первый. Шалунья, значит?
Илья отвел глаза.
- И я тут подумала, знаешь… Очень мне приятное захотелось тебе сделать. На Купалу я тебе покажу цветок папоротника. Если успеешь его сорвать, то будешь неуязвим для меня. И тогда люби меня хоть всю ночь - ничего страшного не будет. Я честно говорю, можешь спросить у кого хочешь. И вообще, цветок папоротника - полезная вещь, так что цени!
- Слушай, вали отсюда, - прошипел Илья, чувствуя, что сейчас решит не дожидаться купальской ночи.
- Что, боишься?
- Да, считай, боюсь. Иди, оставь меня в покое.
- Ладно, - довольно ухмыльнулась Мара, - так и быть. Хоть бы поцеловал меня на прощание!
- Уйди, - рявкнул Илья, а потом добавил: - И не смей даже близко подходить к моему ребенку!
Она расхохоталась и нырнула в печную дверцу, и он снова не понял, как ей это удалось. Ну как после этого заснешь?
Алексей уехал рано утром, и Ника снова осталась наедине с домашним хозяйством. День пролетел незаметно, и чем ближе время подходило к закату, тем сильней Нику терзало смутное беспокойство. Она не догадывалась, что ее муж задумал сделать с избушкой, и судьба плотника не сильно ее беспокоила, но ей почему-то показалось, что это выльется в нечто страшное, и это страшное не обойдет ее стороной. А может, она и вправду начала бояться темноты?
С тех пор как девочек домой привел плотник, она не забывала заходить к ним перед сном и сидела в детской до тех пор, пока они не засыпали. Чтобы они не спали с горящей лампой, она купила им ночник в виде полярной совы и внимательно следила за тем, чтобы он был включен на ночь. Она оставляла дверь в их спальню открытой настежь и не закрывала свою, чтобы они могли позвать ее ночью, если им снова что- нибудь привидится.
Этого оказалось достаточно - теперь дети спали спокойно. Может, и к лучшему, что Надежда Васильевна уехала и перестала их пугать? Ника теперь нисколько не сомневалась в том, что их ночные страхи объясняются именно провокационными рассказами суеверной старушки.
В этот вечер она сидела с девочками особенно долго. Может быть, им передалось ее смутное беспокойство - дети ведь очень чувствительны к эмоциям родителей, - а может, они и сами ощущали тревогу, поэтому не могли уснуть. Ей пришлось рассказать им на ночь сказку, хотя она не сомневалась, что
