забуду.
– Уверен, что не забудешь, – сказал Тир. – Но приговор еще окончательно не вынесен. Последнее слово за Мистрой.
Лицо Кайрика окаменело, и я клянусь, что в моих жилах застыла кровь. То, что Келемвар высказался в пользу Единственного, было предопределено заранее; я тогда же это понял, ведь узурпатор был трусом и глупцом, которого охватывала дрожь от одной мысли о мести нашего Темного Повелителя. Но что скажет богиня Магии? Ее отличало почти такое же бесстрашие, как и Единственного, и она никогда не упускала возможности использовать свое преимущество, если таковое было на ее стороне.
Кайрик обратил злобный взгляд на Блудницу, даже не делая вида, что готов к примирению: он знал, что она все равно не поверит. Она или испугается его гнева, как Келемвар, или как последняя дура попытается избавиться от него.
– Ну? – потребовал ответа Единственный.
– Кайрик, после того, что ты сделал, как ты можешь о чем-то спрашивать? Моя ненависть к тебе возросла больше прежнего.
Огм взял ее за руку:
– Мистра, ты теперь богиня. Давно пора избавиться от привычек смертной…
Мистра накинулась на него как фурия:
– Довольно с меня твоих уроков, Огм! Больше никогда не напоминай мне о моем долге защищать Равновесие и о том, как его выполнять!
Переплетчик побледнел и выпустил ее руку, а я затрясся как осиновый лист. Блудница не знала страха. Я взглянул на серебряную маску Келемвара и постарался успокоиться; после всех перемен, которые он совершил в Городе Мертвых, мои мучения там вряд ли были бы хуже тех, что я вынес на службе у Единственного.
Однако Мистру не зря назвали Властительницей Тайн. Она взглянула на Кайрика, и я увидел, как он заулыбался. И тогда я понял, что он в своей безграничной хитрости давно сумел разглядеть то, что не сумел разглядеть я.
Когда Мистра заговорила, гнев ее смягчился.
– Но вопрос сейчас не в том, как велика моя ненависть, – Кайрик это знает не хуже меня. Если бы я не испытывала к нему ненависти, он был бы недостоин носить свое звание. Как богиня Магии, я имею право на собственные чувства. – В этом месте Мистра одарила Огма тем взглядом, какой любой разумный человек приберегает для надоедливых проныр, после она продолжила: – Но, как хранительница Равновесия, я должна действовать, опираясь на свою мудрость.
– Мистра, подумай хорошенько, – призвал ее Тир. – После того как ты скажешь свое слово, приговор нельзя будет изменить. Вполне возможно, ты пожалеешь о том дне, когда приняла это решение.
– Я уже сейчас жалею, – ответила Мистра, – Но когда Совет вынес приговор в мою пользу, я пообещала самой себе, что поступлю как богиня, а не как смертная.
Блудница повернулась лицом к Единственному:
– Я голосую за Кайрика.
ЭПИЛОГ
Не успела Мистра договорить, как Совет Двенадцати исчез, и я остался один на один с Единственным. Зал Полярной звезды сразу превратился в отвратительное логово порока, заставленное кушетками и диванами и наполненное таким густым туманом сладких духов и горького дыма, что я едва мог дышать. Кайрик уменьшился до размеров обычного человека и опустился на кушетку, утонув в плюшевых подушках. Я осмелился приблизиться к нему и растянуться на полу у его ног. Он глубоко вздохнул и, откинув голову, уставился на голых дьяволов, плясавших на потолке.
Я оставался на полу очень долго – колени занемели и начали, болеть от холода, но я все равно не смог подняться. Приходилось соблюдать осторожность, так как защита Тира закончилась вместе с судом, и я теперь мог умереть, как обычный человек, даже еще быстрее. Удивительно, что липкая масса в моей груди до сих пор меня не прикончила, отослав в Город Мертвых искать мою жену.
Наконец Единственный соизволил меня заметить.
Не сводя глаз с потолка, он спросил:
– Малик, тебе что-то надо?
– Нет, Всемогущий! – К моему величайшему ужасу, проклятое заклинание Мистры заставило меня добавить: – Только одна или две просьбы, сущие пустяки для такого великого бога.
В ту секунду я поклялся отомстить Блуднице, ибо тогда же понял, что навек обречен говорить правду.
Кайрик оторвал взгляд от потолка и уставился на меня:
– Одна или две просьбы?
– Остается вопрос с нашими сердцами, – ответил я. – Уверен, ты захочешь забрать свое обратно. Для меня была большая честь одолжить тебе сердце, но оно, безусловно, понадобится мне позже.
Единственный сунул руку под плащ и достал оттуда мое бедное истерзанное сердце. От него почти ничего не осталось. Вся жидкость вытекла, и теперь оно напоминало растоптанный ботинок.
– Хочешь получить его обратно? Вряд ли оно заработает.
Я тоже так подумал, но мне не хотелось оставлять у себя сердце Единственного, я опасался того, что оно способно натворить с остальным моим телом.
– Надеюсь, его еще можно поправить, Высокочтимый. Уверен, ты захочешь получить свое сердце обратно.
