– Отлично сказано, – заметил Торм. – Нам будет тебя не хватать.
Правдивый собрался передать Авнера Маску, но Келемвар шагнул между ними и протянул руку. – Лживый принадлежит мне, в моем царстве всегда найдется место для такой верной души, как Авнер. – Повелитель Смерти ловко подхватил Авнера с ладони Торма и отошел обратно к своему трону. Из спины юноши выросли два черных крыла, и Келемвар сказал: – Авнер из Хартсвейла станет первым Серафимом Смерти.
– Тоже мне, Серафим Смерти! – презрительно фыркнул Повелитель Теней. – Что он будет делать? Распевать во славу разложения?
– Возможно… Хотя, возможно, он будет приглядывать за тобой. И как только ты затеешь смуту, он сразу сможет вызвать Гончего Пса Хаоса.
Глаза Маска превратились в красные тлеющие угольки.
– Меня радует твое чувство юмора, Повелитель Смерти. – Тело Повелителя Теней просочилось сквозь хрустальный пол, и Жергал остался ни с чем. – Оно еще тебе понадобится.
13
Глупый жрец Огма так и прилип к моему локтю. Прикрывая свое лицо рукавом, хотя оно и без того было под вуалью, я засеменил с ним к выходу, а оттуда выскочил на запруженный людьми двор цитадели, где собрались сотни-монахов и воинов, чтобы выслушать, что нового принес мой допрос. Толпа двинулась на нас стеной, требуя рассказать, что мы знаем, но жрец прикрикнул на них, пригрозив гневом Переплетчика. Я старался смотреть в землю, пряча глаза, совсем не похожие на глаза ведьмы. А еще я все время отрыгивал – тут особо играть не пришлось – и качал головой из стороны в сторону. Толпа расступилась, и я помчался к Верхним Воротам во всю прыть. Пока я несся к воротам, все время ждал окрика за спиной, что никакая это не Арфистка или что из подвала темницы слышен какой-то странный стук. Но ничего такого не случилось.
Дневник Ринды по-прежнему не давал мне покоя. Мало того, что во мне жила потребность его читать, несмотря на борьбу с собственным желудком, так Деве Несчастий доставляло особое удовольствие, что я произношу все слова вслух. Однако мне удалось понизить голос до шепота, поэтому жрец то и дело останавливался, наклонялся ко мне поближе и спрашивал «что?» или «ты что-то сказала, дорогая?».
Я мог лишь качать головой, украдкой бросая взгляд на очередную страницу мерзкой книги. Никто меня не разоблачил, и вскоре мы благополучно достигли боковой дверцы ворот.
Монах, подчиняясь приказу жреца, распахнул дверцу, а я рухнул на четвереньки и пополз по темному туннелю, начинавшемуся от сторожки. Передо мной открылась площадка, за которой ничего не было, кроме неба и ветра. Я вскочил и рванулся к ее краю; собираясь прыгнуть в пропасть, доверившись защите Тира.
Но мне не хватило смелости. Чем ближе я подбегал к краю, тем медленнее переставлял ноги, так что, когда достиг конца площадки, едва их волочил. Я упал на колени, из моей груди вырвался стон – больше из-за угрозы Клирика, произнесенной им на лестнице, чем из-за страха вновь оказаться в плену, хотя опасность, конечно, еще не миновала.
В небе вилась струйка черного дыма, поднимаясь с холма, где поубивали друг друга Джаббар и Гарун. По всему склону суетились какие-то темные песчинки, подтаскивая другие темные песчинки к трескучему костру. Не нужно было обладать острым зрением, чтобы понять: защитники Кэндлкипа сжигали все, что осталось от Армии Веры.
Нечестивое зрелище оказалось последней каплей. Мой желудок потерпел поражение в борьбе, я чуть не вывернулся наизнанку, свесившись с края площадки, и уставившись на базальтовую скалу.
Когда в воротник вцепились чьи-то пальцы, я решил, что это сам Тир, но над ухом прозвучал знакомый голос жреца;
– Спокойно, я держу тебя.
Я позволил втянуть себя на площадку. Вуаль ведьмы превратилась в вонючую тряпку, но я едва обратил на это внимание. Жрец отпустил мой воротник и присел рядом. Я тут же подобрал свои грубые руки, втянув их в рукава, и сразу понял, что дневник Ринды исчез!
Я распластался на краю пропасти, издав вопль отчаяния.
Жрец от удивления кинулся на меня, придавив к земле, и воскликнул:
– Руха! Что ты делаешь?
Я ничего не ответил, лишь продолжал вглядываться в пропасть, пока, наконец, не заметил книгу, летящую к основанию скалы. На полдороге она врезалась в валун и отскочила. Ветер подхватил ее трепещущие страницы и понес к морскому берегу.
Я оттолкнулся от края и выскользнул из-под жреца, который так встревожился, что схватил меня за лодыжку и не отпускал.
– Руха, что такое?
Я махнул рукой, указывая в пропасть, и бросился на тропу, ведущую к Нижним Воротам, заголосив женским голосом:
– Книга!
Я не стал оглядываться, чтобы узнать, удовлетворило это объяснение жреца или нет, а, задрав подол ведьминой юбки, понесся вниз сломя голову, и не только из-за странной навязчивой идеи закончить чтение дневника. Я больше, чем прежде, уверовал, что единственный способ помочь Всемогущему – излечить его от безумия. И если в кощунственной писанине Ринды была хоть доля правды – в чем я, разумеется, искренне сомневался, – то единственная возможность противостоять силе «Кайринишада» – прочесть «Истинное жизнеописание Кайрика», а найти его я мог только с помощью дневника, где Ринда описывала свою последнюю встречу с Физулом Чембрюлом.
После первого же поворота тропа стала узкой и крутой, иногда она подбиралась к самому краю скалы, так что я с каждым шагом рисковал сорваться в пропасть. Монахи нигде не привязали ни кусочка веревки или цепи, полагая, что коварная тропа – еще одно средство обороны, и я в этом убедился. Приклеившись взглядом к тропе, я мчался вниз с той скоростью, на какую был способен, все время ожидая услышать звон тревожного колокола.
