манекен в настоящем скафандре был не единственным «космонавтом» на корабле. Чтобы ему не было «скучно», в компании с ним должны были лететь собачки. На первом — Чернушка. В отличие от Стрелки с Белкой, она не располагала отдельной герметичной кабиной с питанием, регенерационной установкой и индивидуальной вентиляцией. Ее помещали в простую клетку, которая устанавливалась вместо «космического гастронома» — маленького шкафчика с продуктами питания космонавта. Подобное «ущемление» собачьего достоинства было допустимо, поскольку полет должен был продолжаться не сутки, как у Стрелки с Белкой, а всего около 100 минут — один виток вокруг Земли.
На заседании Государственной комиссии был подробно обсужден и утвержден порядок подготовки к пуску, назначенному на 9 марта.
Генеральные испытания на старте прошли без замечаний. Посоветовавшись с заместителем Сергея Павловича, руководившим непосредственно нашими работами, — Константином Давыдовичем Бушуевым, мы решили перед установкой в корабль клетки с Чернушкой как следует отработать, отрепетировать закрытие люка в кабине специальной съемной герметизирующей крышкой. Мне почему-то казалось, что такая практика может в дальнейшем пригодиться. Расчет «верхнего мостика» получил задание — установить и снять крышку по всем правилам, со всеми проверками десять раз подряд.
С секундомером наблюдал я за этой работой. Хорошо, четко работали наши монтажники. Каждый раз все меньше и меньше минут уходило на эту процедуру.
Смотрю вниз с ракеты — подошла «Волга» Главного. Константин Давыдович, очевидно, доложил ему, что у нас наверху происходит. Машет мне рукой. Спустился я вниз, подошел к ним.
— Сколько времени тратится? — спросил Королев, посмотрев на часы.
Я ответил.
— А нельзя ли быстрее? — И, не ожидая ответа, тут же — Что-то медики задерживаются. Почему же они до сих пор не привезли Чернушку? Пойди-ка быстренько позвони, в чем там дело?
Дежурный ответил, что машина с «медициной» вышла на старт три минуты назад.
Не успел я подойти к ракете, как из-за поворота бетонки показался «газик», и через минуту лаборантка с Чернушкой поехала на лифте вверх. Минут через десять, устроив свою подопечную, медики спустились вниз. Теперь Федору Анатольевичу Востокову положено было в последний раз осмотреть свое хозяйство — кресло с манекеном, его скафандр, все пиротехнические устройства, парашюты и прочее.
Востоков со своими товарищами поднялся наверх к кораблю. Знаю уже по опыту, что возиться они будут минут двадцати, не меньше. Но вдруг минуты через две лифт возвращается. Выскакивает из него красный от ярости Федор Анатольевич. Налетев на меня, он выдает такую витиеватую и трудновоспроизводимую тираду, что у меня и то перехватило дыхание.
Понять можно было одно: он этого так не оставит, а сейчас же доложит Сергею Павловичу и председателю Государственной комиссии. Я уж и впрямь подумал, что случилось что-то ужасное. Ну, по крайней мере, украли манекен вместе с креслом, не меньше.
Дыхания у Востокова, очевидно, больше не хватило, он умолк. Мне удалось в этот момент вставить несколько уточняющих вопросов.
— Нет, ты понимаешь, — кипятился он, — что творит эта… медицина? Ты думаешь, они одну только Чернушку сажали, да?
— А кого же еще?
— Они самовольно, — он опять начал захлебываться, — да-да, самовольно открыли шлем у скафандра на манекене и напихали туда каких-то пакетиков! Нет, ты представляешь, что это такое?
— Ну и что, — пытался я смягчить ярость своего коллеги, — они же устройство шлема хорошо знают, надеюсь, не сломали ничего?
Несмотря на некоторый комизм ситуации, явное нарушение установленного порядка было налицо. Мы пошли к руководству. Главный мирно беседовал с руководителем медиков Владимиром Ивановичем Яздовским. Обстановка нами была оценена как самая подходящая. Выслушав заикающегося от возмущения Федора Анатольевича, Сергей Павлович попросил нас с ним выйти из помещения. Стоим на крылечке того одноэтажного деревянного здания, прозванного «банкобусом», где обычно проходили последние предстартовые заседания Государственной комиссии, и слышим-, как за дверьми на два голоса идет весьма серьезный разговор.
Через пять минут и я получил от Главного свою порцию за то, что у меня на глазах творятся подобные безобразия.
В тех «каких-то» пакетах были семена лука. Это медики решили провести еще один дополнительный эксперимент.
С согласия главного конструктора скафандра и к величайшему неудовольствию Востокова пакетики было разрешено оставить на их незаконном месте. Но на следующий день состав группы медиков сократился на одного человека.
Чернушка перенесла и полет, и приземление вполне удовлетворительно. Только на ее задней лапе были обнаружены… мужские наручные часы. На браслете. Недоумевали мы не очень долго: часы есть часы, и у них, конечно, есть хозяин, который, конечно, заинтересован в благополучном завершении своего индивидуального эксперимента. Действительно, хозяин достаточно быстро отыскался, хотя, по понятным причинам, он сам до поры до времени не очень торопился признать свой приоритет.
В какой-то мере неожиданностью оказался для нас, хотя мы этого чуть не каждый день ждали, прилет группы космонавтов. С ними вместе прилетел и Евгений Анатольевич. Встретились.
— Ну как космодром? Понравился?
— Это ты меня спрашиваешь?
— Да, тебя, но о твоих подопечных. Они-то впервые здесь.
— Да что тебе сказать — одно у них на устах: «Вот это да!», «Ну и здорово!». А когда в монтажный корпус пошли и ракету с кораблем впервые вместе увидали, так и вообще дар речи потеряли. Но знаешь, о чем они заговорили? А ведь, наверное, ей, красавице, надоело на орбиту только собачек возить, пора уже за серьезные дела браться.
— Это все хорошо, Евгений Анатольевич, но ты мне скажи, они про те неудачи, которые у нас в прошлом году были, знают?
Карпов задумался, лицо его как-то сразу посерьезнело.
— Это сложный вопрос, надеюсь, ты это сам прекрасно понимаешь. Они — военные летчики. Хотя и не воевали, в Великой Отечественной не участвовали. Знают наши ребята и про аварии, и про то, что полет в космос не прогулка. Знают. Я им про это рассказал.
— И как они прореагировали?
— Ты знаешь, во-первых, они сразу же потребовали, чтобы я им сказал, как себя чувствует Сергей Павлович. Ведь наш разговор был вскоре после этих аварий. Говорю: «Он очень сильно все это переживает». И тогда Гагарин с Быковским тут же заявляют: «Едем немедленно к нему! Его надо успокоить!»
— И поехали?
— Конечно. А ты и не знал? Главный, естественно, подробно рассказал о причинах тех неприятностей и о том, какие меры были приняты для повышения безопасности. Хотя и не отрицал, что стопроцентной гарантии никто дать не может. В общем, был настоящий мужской разговор…
21 марта подготовка нового корабля была закончена. 25-го — старт. На этот раз полет и приземление прошли совершенно нормально.
Теперь — человек! Что давало право на такой шаг? Десятки, сотни, тысячи экспериментов в лабораториях ученых и исследователей, десятки запусков ракет с обширными программами медико- биологических исследований, полеты кораблей-спутников.
К этому времени был создан и проверен сложнейший комплекс наземного связного и командного оборудования — сеть специальных станций, оснащенных радиолокационными и радиокомандными средствами для точнейших измерений параметров орбиты корабля, состояния их бортовых систем, регистрации всего необходимого комплекса сведений о жизнедеятельности живого организма и характеристик окружающей среды.
Телевизионные средства и системы связи позволяли наблюдать изображение космонавта и поддерживать с ним двухстороннюю радиосвязь. Работой всех наземных станций руководил особый
