Но подобных встреч было немного. Как мы и ожидали, среди летчиков встречались в основном очень здоровые люди. Иногда смотришь, человек вроде внешне неказист, а познакомившись поближе, убеждаешься в том, что это и есть подходящий кандидат: и абсолютное здоровье, и «железные» нервы. Именно таких людей, с устойчивой нервно-эмоциональной сферой, перспективных в летном деле молодых офицеров прежде всего и брали на учет.
Вспоминаю, как познакомились, например, с летчиком Валерием Быковским. Первое впечатление он производил, прямо сказать, не самое лучшее. Однако вскоре выяснилось, что молодой офицер обладает незаурядными летными способностями. Рассказывали, что в полку не было ему равных по умению вести учебный воздушный бой. В сложных ситуациях неизменно находил самые верные решения. Это ли не достоинство для будущего космонавта? Когда же обследование показало, что у Быковского и отличное здоровье, мы пришли к единому мнению: рекомендовать для участия в дальнейшем отборе.
В авиационных частях было рассмотрено несколько тысяч кандидатов, но в Москву пригласили около ста человек. Вскоре они прибыли в госпиталь держать экзамен «на прочность».
«Только попади в руки эскулапам… еще Пушкин об этом предупреждал», — поговаривали неудачники. — Тут смотри в оба, а то и до космоса не доберешься, и на самолет не вернешься…»
Говорить говорили, а между тем все хорошо понимали: без тщательнейшего медицинского обследования, включающего разнообразные нагрузочные тесты-пробы, не обойтись. Потому и держались летчики дисциплинированно и стойко, переходя в предложенном порядке от одних специалистов к другим.
В среднем полная программа госпитальной проверки одного человека укладывалась в полтора месяца. Второй этап отбора продолжался в течение всей осени 1959 года и завершался работой главной медицинской комиссии. Мне была оказана честь стать ученым-секретарем этой «грозной» комиссии. Здесь сказалось не только признание моего опыта и познаний в области врачебно-летной экспертизы, но и то обстоятельство, что все полученные при обследовании материалы необходимы в той серьезной работе, которую мне поручили начать с отобранными летчиками, готовя их к полетам в космос.
В общем, Юрий Гагарин был прав, когда в своих послеполетных воспоминаниях, рассказывая об отборе, писал, что для «грозной» комиссии маломальский недостаток или «пустяковая царапина» в организме имели серьезное значение.
Вспоминаю как-то раз ненароком подслушанный в госпитале разговор двух молодых летчиков- однополчан:
— Держись, Андриян! У тебя все идет хорошо. Учти, из нашего хозяйства только мы с тобой остались.
— Да я и так держусь изо всех сил. Вот только вчера, после испытания на центрифуге, доктора слишком долго рассматривали мои записи. Так что ты уж сам больше старайся…
— Так это же потому, что на тебя центрифуга не действует! Ребята слыхали, как удивились врачи: «Такой устойчивости, — говорят, — можно только позавидовать». Понял, кто ты есть?
Тут я вышел из-за занавеса, отгораживающего мой рабочий стол от остальной части комнаты отдыха, и подбодрил уже хорошо знакомого мне Андрияна Николаева, подтвердив, что у него по части здоровья действительно все идет хорошо. Сам же в очередной раз убедился, как поддерживают друг друга собравшиеся здесь летчики, как искренне и велико их стремление заняться новым делом. Чувствовалось, что они решились на столь серьезные испытания не только ради волнующего интереса к новому, но и потому, что дело это нужно Родине. А ведь никому из них толком еще и неведомо было, какой она окажется, эта новая профессия…
Но вот закончена работа «грозной» комиссии. На лицах «счастливчиков» радость от успеха смешивается с грустью от предстоящего расставания с родным полком, эскадрильей, звеном, с привычной средой и укладом жизни, с близкими друзьями, боевыми товарищами.
— Вижу, приуныли. Трудновато отрываться от насиженных мест? — спрашиваю своих будущих воспитанников.
— Это точно, — признается, казалось бы, не унывающий никогда капитан Павел Попович. — Как-то не верится, что придется оставить свой самолет… Мы ведь на машины нового типа перешли.
— А главное — тяжело расставаться с ребятами, с родным полком, — вздыхает лейтенант Герман Титов.
Успокаиваю своих будущих подопечных, говорю им, что и на новом деле собираются хорошие люди, что будут и здесь самолеты.
— Видать, вы успели уже понять и почувствовать друг друга, находясь на госпитальной проверке?
Старший лейтенант Юрий Гагарин внешне, как всегда, бодр, весел, но и он заговорил о том, как «прикипели душой» они с Георгием Шониным к Заполярью.
А лейтенант Шонин принимается с жаром рассказывать, какие замечательные люди служат в морской авиации на Севере.
Тем, кто успешно прошел комиссию, был предоставлен короткий отпуск и предложено возвратиться после него в свои части. Там, продолжая службу, ожидать вызова в Москву, к новому месту назначения. Школы космонавтов, в которую они принимались, тогда еще не существовало.
Теперь, оглядываясь на прошлое, следует признать, что первоначально принятая система отбора кандидатов в космонавты была, пожалуй, несколько громоздкой и усложненной. Но в то время всем участникам медико-биологического раздела космической программы казалось, что нужный результат может быть получен лишь благодаря, так сказать, «сверхотбору». Вот почему на некоторые усложнения при отборе кандидатов в космонавты специалисты шли сознательно, перестраховка в столь ответственном деле считалась оправданной.
Теперь после отбора кандидатов необходимо было приступать к организации обучения и подготовки слушателей-космонавтов. Легко сказать «приступать»… Опыта в таком деле не существовало. Все начинать пришлось, как говорится, с нуля. И надо сказать, что Сергей Павлович Королев с самого начала добивался, чтобы все касающееся подготовки будущих космонавтов сразу ставилось «на твердую почву» и «крепкие ноги». Он был убежден, что с биологической точки зрения человек способен жить и работать в космосе. Напоминая слова великого пророка космонавтики К. Э. Циолковского, Сергей Павлович говорил, что подготовка звездоплавателей и есть первый шаг по пути освоения Вселенной.
«Появление новой профессии «космонавт», — подчеркивал он, — следует понимать как зарождение новой области человеческой деятельности. Очень скоро вслед за летчиками в космос отправятся инженеры, врачи, специалисты очень многих пока сугубо земных дел».
Именно Сергей Павлович Королев предложил создать специально предназначенный для подготовки космонавтов городок в Подмосковье (теперешний Звездный) с соответствующей учебно-тренировочной базой и жилищно-бытовой зоной. Так, в январе 1960 года родился Центр подготовки космонавтов, теперь носящий имя Ю. А. Гагарина.
В феврале 1960 года мне официально поручили возглавить этот Центр, хотя многими вопросами, которые предшествовали его созданию, довелось заниматься еще с весны 1959 года. Вспоминаю один из первых вызовов к Главнокомандующему ВВС. Решалась судьба подготовленного мною проекта организационно-штатного расписания будущего Центра.
В кабинет Главного маршала авиации К. А. Вершинина мы вошли вместе с генералом Ф. А. Агальцовым, который накануне ознакомился с моим проектом и забраковал его. Ему показалась чрезмерной численность персонала учебно-тренировочной базы и не нравилось название «Центр». Мне было предложено «продумать» и «исправить» проект.
Как я и ожидал, генерал Ф. А. Агальцов не очень лестно для автора проекта доложил о нем начальству. Я же тоскливо думал о том, что дела мои начались незавидно и что, принимая под свое начало обширную территорию в лесопарковой зоне Ногинско-Монинского массива в августе 1959 года, мне следовало прежде заручиться поддержкой Сергея Павловича Королева.
Константин Андреевич Вершинин между тем отложил в сторону бумаги и спросил меня, как я понимаю стоящую задачу и пути ее решения.
Я начал повторять изложенное в проекте и вдруг понял, что Вершинину хочется почувствовать, насколько я убежден в своей правоте. И я, не касаясь проекта, решил рассказать всем, что предстоит
