Это напоминает ей те вечера, когда хотелось вернуться домой с парнем, но она не решалась сказать об этом откровенно.
Ей хорошо с этой малявкой, не надо быть постоянно настороже. Но ей стыдно в открытую сказать, что хочется остаться с ней. Потому что малявка, похоже, знает, куда направляется, и ей для развлечений партнеры не нужны.
Маню сплевывает на песок:
— Пошли в отель вместе. Не знаю, что ты об этом думаешь, но мне будет обидно, если мы остановимся на полпути.
На этот раз будет все так, как хотела Надин. Ей не придется себя сдерживать, чтобы не слышать жалоб.
На этот раз все будет очень просто — нет причин, чтобы они остановились на полпути.
Глава третья
Они кружат по городу, пока Маню не находит отель, который ей нравится.
— У нас есть средства, чтобы спать там, где классно. Глупо, если мы не воспользуемся этим.
Она объясняет администратору трехзвездочного отеля, что хочет «смежные комнаты, зверский душ и ящик», не переставая чесать живот через пуловер. Надин стоит сзади — она смущена, но откровенно наслаждается. Они снимают однокомнатный номер с двумя кроватями, потому что других не осталось. Надин довольна — ей не хотелось оставаться одной.
Она падает на кровать, пока Маню обследует комнату. Включает плеер и почти тут же засыпает.
The world don't fit, I feel like I can't speak, things are looking bleak? Please go easy on me, I don't know what's wrong with me, please be gentle with me, take it easy, take it easy[10] .
Они проспали до вечера. Глубокий сон после колес. Маню будит Надин, крича из ванной:
— Мать ее, отличное местечко. Поверить не могу, ванная лучше бассейна, а пены-то сколько! Какие запахи! Ты что, собираешься спать до утра?
Надин требуется несколько секунд, чтобы окончательно проснуться и все вспомнить.
Малышка спускается за выпивкой и возвращается с двумя бутылками «Джека» в черных коробках. Наполняет стакан для зубной пасты, ставит его на радиатор и открывает окно.
Надин выходит из душа в момент, когда стакан опрокидывается. Пожимает плечами и наставительно произносит:
— Не стоит дурачиться с «Джеком», Маню, не стоит. Ложится на живот, а малышка вытирает виски маечкой. Потом ворчит:
— Что я — служанка, что ли?
Бросает свое занятие, поворачивается к Надин и на мгновение застывает с разинутым ртом. Потом заявляет:
— Знаешь, Надин, отсюда такой вид открывается на твою спину.
Надин переворачивается, отбрасывает волосы назад, ухмыляется и отправляется на террасу.
Маню идет следом, прижимая бутылку к крохотной груди. На ней бутылочно-зеленого цвета открытый бюстгальтер — нечто невообразимое с золотыми швами.
Она кричит:
— Не хочу тебя доставать, но не уходи от ответа. Что ты сделала со своей спиной, дылда, что за хуйня такая?
Надин молча проводит рукой по спине. Шрамы кажутся огромными, извилистыми и твердыми. Маню подходит, чтобы рассмотреть их поближе.
Она задирает ей маечку до плеч и несколько секунд смотрит. Надин не возражает.
По всей спине бегут темные рубцы — похоже на ободранную фреску. На какие-то жуткие иероглифы, впечатанные в плоть.
Маню вздыхает, опускает маечку и произносит:
— Я этого не. понимаю. Но довольно красиво, это что, абстрактное искусство? Чем это сделали?
— Кнутом.
— Жанровая картинка, ничего не скажешь. Передает бутылку Надин и продолжает:
— Вижу, что не хочешь рассказывать, но хотелось бы, чтобы ты все же объяснила. Мне это непонятно, так что просвети мои мозги. Это что, типа, «боль и наслаждение»? Дерьмо это. Ты не говорила, что любишь побо.
— А я и не люблю, но мне за это платят.
— Я слыхала про девиц, которым платят за секс в этом духе. Но как ты в это влипла?
— Однажды — «по случаю» — нарываешься на клиента, который хочет тебя привязать. Потом — только «чтобы посмотреть, как это будет» — ты идешь на это. Со временем входишь во вкус. Когда я была девчонкой, то любила представлять, что лежу связанная на столе в баре задницей кверху, а куча мужчин, чьих лиц я не видела, делают со мной что-то непонятное. И унизительное. И очень приятное.
— Детям снится всякое, уважаю детские сны. Но все же это — развлечение для бездельников, которые с жиру бесятся. Дурацкое занятие.
— Что тебе ответить? И правда, со временем все приедается.
— Ты только говоришь так. Я уверена, что ты готова со страху обоссаться, когда какой-нибудь мудак начинает тебя терзать. Когда ты заговорила об этом, то перестала меня удивлять.
— Приедается однообразие — выбираешься из одной условности в другую. Хочется сделать настоящий шаг в сторону.
— О'кей, ты мечтала, что тебе отрежут голову пилой, а эти мудаки только покалечили тебе спину. А тебе этого мало.
Надин усмехается. Она подыскивает слова, нерешительно выбирает каждую фразу. Вдруг понимает, что никогда не пыталась сама себе это объяснить. До сих пор ей и без этого жилось неплохо.
Малышка настаивает:
— Расскажи поподробнее. К примеру, как тебя в это втянули?
— Был один маленький тип в огромных очках в супероправе. И член у него был огромный, не то чтобы чудовищно огромный, но по сравнению с его ростом…
Надин смолкает. Она пытается вспомнить, как у нее сложились с ним отношения. Она стояла посреди гостиной спиной к нему. Он велел ей нагнуться, нагнуться пониже, чтобы он мог все рассмотреть. Она не видела, что он делает сзади. Он связал ей руки за спиной; пользовал ее, как хотел, долго забавлялся, трахая в рот, потом вставил в задницу и довольно захихикал, когда она закричала. Он был ее властелином, наслаждался ее воплями и мольбами, начал ее хлестать. Рука его беспощадно поднималась и опускалась, как метроном. Она не могла уклониться от его ударов. Он распоряжался ею, как хотел.
Иногда переставал бить, нежно разговаривал с ней, ласкал, как больную собачку, успокаивал. Потом начинал снова.
Разум возмущается, а тело вынуждено терпеть. Она в знак признательности лизала ему руки, когда он переставал ее бить. Потом ей стало все это нравиться, она тянулась облизать ему залупу, когда он дрочил в нескольких сантиметрах от ее рта, терпеливо ожидая, когда обрызгает ее спермой. Она стонала и умоляла, чтобы он трахнул ее в жопу, униженно упрашивала.
Вот такие дела. Но все это бессмысленно и ужасно, когда путаешься рассказать об этом. Невероятно. Надин улыбнулась малышке, показывая, что не может ничего рассказать, извинилась:
— Этого не расскажешь.
— То-то я и говорю — ты зациклилась на жопе. Потому что любишь это и не можешь об этом не рассказывать. Ты где работала?
— Искала клиентов по Минителю.
— Боже ты мой. Это же для идиотов.
— Маню?
