— Вы сядете на место сэра Эндрюса.
Несомненно, он подразумевал Ланселота Эндрюса, епископа Винчестерского, главу лондонских переводчиков; его младший брат Роджер Эндрюс работал в Кембридже. Ходило много слухов о том, что враждебность между братьями усилилась из-за неравенства их положения.
Итак, король уже принимал сэра Ланселота Эндрюса. Марбери много бы отдал, чтобы узнать, по какому поводу.
Капитан отдал тихий приказ одному из своих людей. Тот поспешил достать из шкафа у дальней стены и поставить перед Марбери блюдо сдобного печенья и большой кувшин грушевого сидра.
— Не покидайте этой комнаты, — предостерег капитан.
Марбери кивнул.
— Мне некого оставить с вами, — продолжал капитан. — Но если я, вернувшись, не застану вас здесь, вы окажетесь в значительно менее удобном помещении.
Марбери улыбнулся.
— Мне необходимо срочно видеть короля.
Инструкции, данные ему в прошлом году, были весьма строгими. Ему дозволялось произносить только несколько предписанных фраз.
Капитан моргнул и исчез. За ним, не столь проворно, вышли его солдаты. Марбери поудобнее устроился на стуле и оглядел комнату. Всего одна печь, зато растоплена, и кухня освещена только ее огнем. Каменные стены, крепкие деревянные столы, малые размеры помещения доказывали, что это — собственная кухня королевы Елизаветы. Поговаривали, что королева любила сбивать посетителей с толку, принимая их в этой кухне. Женщина у плиты — не то что королева во дворце — тем легче для ее величества было выпытать, что на уме у сконфуженного визитера. Марбери же, разглядывая тарелку с золотистым печеньем, решил было, что назначение этой кухни было куда проще: здесь было уютно. Комната согревала озябшее тело, успокаивала мысли, утешала душу.
На него вдруг напал голод. Марбери целиком засунул в рот печенье. Рот сразу наполнился острым вкусом свежего имбиря и гвоздики. На губах оседала пена грушевого сидра.
Он мигом покончил с угощением, и ему сразу захотелось еще. Увы, тепло печи и тепло в желудке нагнали на Марбери сонливость. Помоги ему, Боже, если за ним придут и застанут его спящим!
Марбери решительно встал и принялся мерить шагами пол. Он трижды отряхнул грудь, молясь в душе, чтобы на одежде не осталось крошек. На нем был лучший костюм, и декан рассеянно покачивал головой, вспоминая, сколько стоили рукава, бриджи и плащ. Пятнадцать шиллингов ушло портному за работу, а материал обошелся чуть не в пятнадцать фунтов: бархат, шелк, фланель на подкладку, двойная тафта, золотое шитье и золотое кружево, чулки и три дюжины пуговиц на дублет! Постыдное мотовство: годовое жалованье трех служанок, а тот мальчишка с большой дороги, пожалуй, за всю жизнь не увидит таких денег. Однако король ценил моду, и для встречи с ним хороший наряд так же необходим, как кинжал на лондонских улицах.
Долгие минуты сложились в полчаса. Несмотря на усталость, ожидание не помогло Марбери совладать с сумятицей в душе. Сердце у него едва не выскочило сквозь рубаху, когда за дверью наконец послышались торопливые шаги.
В кухню ворвался бледный молодой человек в одеяниях, белых как снег и голубых как лед. На его лице заметна была краска: пудра, румяна и легкие тени у век.
— Тысяча извинений, декан Марбери. — Молодой человек поморщился. — Недопустимо и непростительно было заставлять вас так долго ждать. Это целиком моя вина. Затянувшаяся дискуссия… если вы не возражаете, король хотел бы встретиться с вами здесь. Он тотчас же будет… — Слуга помотал головой, словно забыл окончание шутки, и передернул плечами.
Марбери насторожился. Он ни разу не слышал, чтобы король выходил к посетителю. С какой стати? Кто хочет видеть короля, идет к нему — и никак иначе. Что-то здесь не так. Марбери почувствовал, что в ушах у него стучит кровь, а губы пересохли. Несомненно, приближенные были столь же поражены и пытались отговорить короля от нарушения этикета.
Марбери не додумал эту мысль, когда в дверь шагнули два мрачных стражника в полном вооружении.
— Король Яков, — провозгласил один из них.
Рык стражника отдался во всех углах маленькой кухни, и у Марбери перехватило дыхание.
15
Стражники ловко раздвинулись в стороны, освободив дорогу его величеству. В руках у него была перчатка Марбери. Взмахнув ею, он сунул перчатку мявшемуся у него за спиной слуге. Тот протиснулся мимо короля и протянул перчатку Марбери, который в этот самый момент склонился в глубочайшем поклоне.
Король смотрел на него будто издалека. Широкое белое кружево воротника подчеркивало рыжеватый оттенок бороды. Дублет был белым, как зола, с кантом цвета ржавчины, и те же цвета повторялись на мантии. Он пришел без шляпы. Длинный нос с горбинкой придавал ему царственный вид, а на лице отражалось утомление — тщательно отрепетированное за много лет.
Марбери, не разгибая спины, поднял взгляд и увидел болтающуюся у него перед носом перчатку. Он колебался: разогнуться и взять ее или оставаться в надлежащем положении, пока король не заговорит.
— Ради бога, Дибли, уберите эту проклятую перчатку от лица декана, — вздохнул король.
Перчатка исчезла. Марбери распрямился и сделал два шага вперед.
— Мы рады видеть вас, — важно произнес Яков.
— Ваше величество, — осторожно отозвался Марбери.
— А теперь, — король резко взмахнул рукой, — оставьте нас.
Охрана на мгновение застыла от неожиданности.
— Мы желаем говорить с деканом Марбери наедине, — твердо продолжал король. — Оставьте нас.
Стражники дружно повернулись и вышли. Дибли остался.
— Я только, — начал он, прикусив дрожащую губу, — тысяча извинений, ваше величество… перчатка… я не знаю…
— Прошу вас, возьмите у Дибли свою перчатку, — обратился король к Марбери, — не то он потратит все утро, решая, чего требует в этом случае этикет.
Марбери выхватил у Дибли перчатку, и тот почти бегом бросился за дверь. Король прислушался к его удаляющимся шагам.
— Не стоит держать при себе слишком умных слуг: они начинают думать, а это ведет к беде. Но у этого правила есть и свои недостатки, не правда ли?
Когда шаги Дибли смолкли, король самолично закрыл дверь кухни, сел во главе стола и обратил к Марбери совсем другое лицо. И тон его стал поразительно дружеским и доверительным.
— Уверен, что вы извините странную обстановку, в которой происходит наша встреча, декан. — Король обвел комнату взглядом и вздохнул. — Признаюсь, мне спокойнее в этой кухне. Когда мальчиком, в Шотландии, меня мучили кошмары, я часто выходил в кухню, сидел у огня, грыз печенье и размышлял о мире сновидений.
Марбери снисходительно улыбнулся, не зная, как ответить на это признание.
— Но к делу. — Король постучал по столу. — Прошу вас сесть.
Новое нарушение дворцового этикета. Как можно сидеть в присутствии короля? Даже в кухне кое- какие правила должны соблюдаться.
— У вас срочное известие о моей Библии, — сурово произнес Яков, — иначе вы не появились бы так внезапно, без предупреждения, в моей карете. Умоляю вас, забудьте о назойливых правилах этикета и говорите прямо. Для того мы и встречаемся здесь наедине. Я сегодня почти не в состоянии терпеть все эти условности, а когда такой человек, как вы, обращается ко мне с делом, священным по природе своей, пусть
