Удав молчал, отрешенно уставившись в потолок тускнеющими глазами. Дыхание стало редким, прерывистым. Черты лица заострились, кожа приобрела восковой оттенок. «Умирает, – подумал я. – Проклятье. Единственный свидетель».
– Рана у тебя не смертельная, – как можно более убедительно соврал я. – Если ответишь откровенно на мои вопросы – добивать не будем. Даже в больницу доставим. Если нет – подпалим дом и зажарим тебя живьем. Ну, выбирай.
– Ча-сы у дев-чон-ки заб-рал, – чуть слышно прошелестел умирающий.
– Вы похитили ее? Вместе с мальчиком?
– Д-да.
– Куда отвезли?
– В заг-город-ное п-поместье ш-шефа. – На узких посиневших губах Жмурова запузырилась кровавая пена, глаза закатились под лоб.
– Адрес, адрес давай! – заорал я в отчаянной надежде опередить смерть.
– Д-м, д-м. – Тут изо рта Удава фонтаном хлынула кровь, ноги засучили по полу, а голова безвольно свесилась на плечо. Я приложил пальцы к его сонной артерии. Пульс отсутствовал. В отдалении истошно завыли милицейские сирены.
– Женя, сматываемся! – крикнул я и, подхватив автомат покойного, выбежал во двор.
Кудрявцев, держа в руке туго набитый целлофановый пакет, выскочил следом, распахнул дверцу джипа и запрыгнул на переднее сиденье. Вой сирены стремительно приближался. Из-за поворота показалась первая милицейская машина. Старательно прицелившись, я выпустил длинную очередь по колесам. Машина развернулась боком, перегородив путь остальным.
– Срываемся, – бросил я Кириллу, ныряя на заднее сиденье. Старостин до отказа выжал газ. Взревев мотором, мощный джип рванулся с места. На меня тяжело навалилось мертвое тело Лаптя. Вслед затрещали запоздалые выстрелы...
Потом я узнал, что после перестрелки в Кунцеве милиция объявила по городу план «Перехват». Как водится, с большим опозданием. Пока менты канителились, мы успели выехать за черту Москвы и в начале четвертого утра прибыли на дачу Корнева, находящуюся в двадцати километрах от Кольцевой дороги. Джип загнали в подземный гараж. Там же уложили завернутый в брезент труп Лаптева. Потом зашли в дом. Кирилл, не мешкая, передал на пейджер брата короткое сообщение: «Срочно будь в центре. Номер двести дробь один. Дед».
– Пейджеры сейчас элементарно прослушиваются. И фээсбэшниками, и частными охранными службами, – перехватив недоуменный взгляд Кудрявцева, устало вздохнул он. – Приходится путать следы. «Центр» – условное наименование дачи. Дед – моя нынешняя кликуха (в спецназе Старостина прозвали Волком), номер двести дробь один означает «у нас один убитый»... Эх, Валька, Валька, – горестно понурился Кирилл. – Так глупо погиб. Никак не пойму, почему Удав его грохнул, а затем пытался завалить нас? Без всякой видимой причины. Ведь он не мог знать, с какой целью мы приехали?
– Отморозок и есть отморозок. Сперва стреляет, после думает, – пояснил я. – Кроме того, как выяснилось, рыло-то у него было в пуху. Прибавь сюда шестое чувство хищного зверя и получишь ответ.
– Да, пожалуй, – немного поразмыслив, согласился Старостин. – Пойду сварю кофе. Спать, чувствую, сегодня не придется.
Корень появился примерно через час. Угрюмо, без комментариев выслушав рассказ о недавних событиях в Кунцеве, он в сопровождении Кирилла направился в гараж, а мы с Кудрявцевым продолжили разбирать содержимое принесенного Женькой пакета.
Следуя моим инструкциям, он свалил туда все найденные в жилище Удава бумаги, а также по собственной инициативе захватил две видеокассеты. Покойный отморозок, оказывается, любил рисовать: рогатые бесовские рожи, перевернутые кресты[17], окровавленные кинжалы с неизменными тремя шестерками на рукоятках, мертвецы в различных ракурсах: повешенные, обезглавленные, выпотрошенные, нанизанные на кол. Картинки, с технической точки зрения выполненные безупречно, были до омерзения натуралистичны. На одном из листков красовалась огромная пентаграмма[18], заключенная в круг. Внутри круга странные имена: Самаэль, Лилит[19], а под ним цитата из созданного не без участия сатанистов фильма «Дракула» – «Кровь есть жизнь!» (Эта фраза повторяется в фильме неоднократно, громко, с пафосом, как заклинание.) Я тогда не знал, кто такая Лилит, не разбирался в сатанистской символике, однако, будучи искренне верующим, православным христианином, сразу понял – застреленная мною нечисть (иначе Жмурова не назовешь) имела самое непосредственное отношение к дьявольским культам и кровавым ритуалам. Вспомнив, что дети Кудрявцева находятся сейчас в лапах Удавьего шефа (наверняка еще большего выродка), я затрясся в ознобе и лишь нечеловеческим усилием воли сохранил спокойное выражение лица. Среди бумаг обнаружились три полароидные фотографии. На одной радостно ухмыляющийся Удав в военной форме, с автоматом наперевес и гирляндой человеческих ушей на шее (видать, дембельская фотка), на другой – Удав уже в гражданке, обнимающий за плечи смазливую рыжеволосую девицу. На обороте надпись – «Славику от Норы. 20.09.1998». На третьей – снова рыжая Нора, абсолютно голая, раскоряченная в непристойной позе на широком диване. «Очевидно, любовница отморозка», – решил я, отложив два последних снимка в сторону.
– Взгляни-ка, – вдруг толкнул меня в бок Женька, протягивая замусоленный клочок бумаги с нелепым на первый взгляд набором букв и цифр: арож/с релбуд/ь АКОК/Ш ЦЕНОГ/И КИНТЯМАП/в ЛАЗКОВ/а ЙИКСВЕИК/Т 51—91 АЧЕРТСВ/с 99.20.8 ТЕАВЫБИРП/О ЗУРГ/Д. – Это лежало на столе в дальней комнате, – сказал Кудрявцев. – Что за абракадабра? Может, магическое заклинание?
– Не заклинание, а примитивнейший шифр, – внимательно изучив бумажку, усмехнулся я. – Два сообщения задом наперед, наложенные одно на другое. Убогая же фантазия у наших «друзей». Конспираторы, блин. Вот смотри. – Взяв ручку, я переписал текст заново и показал Кудрявцеву: «Д/груз о/прибывает 8.02.99 г. с/встреча 19—15. т/Киевский а/вокзал. в/памятник и/гонец ш/Кока, ь/дублер с/Жора». – Ну, понял?
– Ага, – кивнул Женька. – Восьмого февраля девяносто девятого года «гонец» Кока привозит на Киевский вокзал «груз», возможно, наркотики. Встреча назначена в семь вечера у памятника... Памятник там один – Ленину, на крытом перроне. Жмуров должен забрать у Коки «груз» и доставить некоему или некой С. Подстраховывает его «Жора». Мама родная! Ведь это ж сегодня! – Взволнованный Кудрявцев, опрокинув стул, вскочил на ноги.
