пролистал некоторые из них, но безрезультатно. Названия же на обложках и имена авторов Крылышкину ровным счетом ничего не говорили. Какие-то там Шандор Ла Вей, Елена Блаватская[32], Алистер Кроули[33], Джеральд Гарднер[34] и т.д. и т.п.
– Эх, тяпнуть бы граммов триста водочки, – отходя от стеллажа с книгами, мечтательно произнес он. – Стресс, блин, снять!
Тут взгляд Василия задержался на поставленном впритык к стене с портретом письменном столе, вернее – на едва заметной черной кнопочке слева от центра. «Тайник! – осенило Крылышкина. – Небось дверцу в замаскированный бар открывает! Богатые люди часто так поступают. С понтом работать за столом устраиваются, просят домочадцев не беспокоить, а сами из загашника бутылочку украдкой достают да потягивают, хе-хе, в свое удовольствие!» Облизываясь в предвкушении, Василий надавил пальцем кнопку. Портрет бесшумно сдвинулся в сторону, открыв глубокую темную нишу в стене. Крылышкин поспешно запустил в нее руку, но... вместо вожделенной бутылки обнаружил пухлую тетрадь в кожаном переплете.
– Твою мать! – скрипнул зубами разочарованный Василий. – Сегодня мне определенно не везет. Сплошные обломы!!!
Тем не менее он вытащил тетрадь из ниши, положил на стол и невольно отшатнулся. «Личный дневник Анатолия Кириленко, апостола и епископа черной магии. Переплетен в кожу пятилетнего некрещеного младенца мужского пола. Да славится имя Твое, Великий Люцифер! Клянусь верно служить Тебе до гроба!» – было вытеснено серебром на обложке.
– Ни хрена себе живут! – выдохнул пораженный шофер-охранник. – Человеческая кожа! Н-да! Богатеям у нас раздолье! На Уголовный кодекс кладут с прибором!!! Интересно, что там внутри понаписано? Взглянуть бы, да боязно! Или все-таки рискнуть? Чего я, собственно, теряю!
На протяжении десяти минут в душе Крылышкина страх боролся с любопытством. Между тем дом больше не трясло, хозяева под дверьми не орали, и в конечном счете любопытство победило. Открыв дневник на середине, Василий принялся просматривать текст, против воли задерживаясь почему-то на наиболее мерзких абзацах: «1 мая 1997 года. Священный праздник[35] , – прыгали перед глазами шофера-охранника бурые строки (вместо чернил господин Кириленко использовал человеческую кровь). – Без проблем добыл в селе двухмесячного некрещеного мальчишку. Похитил прямо из кроватки. Пьяные родители и не заметили! Скрылся, не оставив следов. Подземный ход с выходом на кладбище – гениальное изобретение! Жертву закололи на алтаре, в подвале, по всем правилам черной мессы. Участвовали я, жена и старший сын Арнольд, которого сегодня посвятили... 8 марта 1997 года. Приобщали младшего, Сергея. Жертва – трехмесячная некрещеная девочка... 7 июля 1997 года. О счастье!!! О блаженство!!! После обильного жертвоприношения (три ребенка) я удостоился посещения одного из Повелителей! Он снизошел до беседы со мной! Снизошел!!! Обещал помочь в бизнесе, устранив некоторых конкурентов. Напоследок Повелитель потребовал значительно увеличить количество жертв. Отныне он будет указывать мне их сам! Я с радостью согласился!»
Вздрагивая в ознобе, Крылышкин узнал множество ужасающих подробностей из жизни семейства Кириленко, в том числе о зверском убийстве местного участкового, решившего самостоятельно разобраться в истории с постоянными исчезновениями детей и практически вышедшего на след Анатолия Борисовича.
Внезапно дверь со шкафом рухнули внутрь комнаты. Василий подпрыгнул от неожиданности, выронил тетрадь, резко обернулся и остолбенел. В дверном проеме стояла абсолютно голая Светлана Яковлева. Черты лица девочки гротескно исказились, в глазах мелькали всполохи багрового адского пламени, кожа на теле потемнела, покрылась пятнами отвратительной зеленоватой слизи. Перепрыгнув через шкаф, девочка вплотную приблизилась к шоферу-охраннику. Крылышкин физически ощутил исходивший от нее леденящий холод.
– Чего зенки вылупил? Али не нравлюсь? – низким мужским голосом осведомилась банкирская дочка. – Ну-ка отвечай, шушера!!!
– С-света! С-светочка! – пятясь назад, залепетал трясущийся как осиновый лист Василий. – Я... не... то есть...
– Зови меня Эазас[36]! – рявкнула одержимая, с невероятной для тринадцатилетнего ребенка силой врезав ему кулаком под дых и резко наподдав согнувшемуся, хрипящему Крылышкину коленом снизу в лицо. – Э-а-зас! Понял, смертный?! Отныне я полноправный хозяин этого тела, а душонка дуры «Светочки» заперта в дальнем уголке подсознания! Как скулит, сучонка, как скулит, прям заслушаешься!!! Впрочем, ближе к делу! Ты, жалкий, нерадивый раб, не выполнил возложенные на тебя функции, не принес заказанного теленка, упустил Лизку, а потому сдохнешь. Я желаю пить! – Одержимая повалила Василия на пол, железной хваткой вцепилась в волосы и впилась острыми зубами в сонную артерию...
ГЛАВА 8
Фролов усадил Елизавету за стол, налил чашку чая и пододвинул к девушке тарелку с домашними пирожками.
– Подкрепитесь! – дружелюбно улыбнулся он, устраиваясь на стуле в противоположном углу чистой уютной комнаты с множеством православных икон на стенах. – Вы, наверное, голодны? Так кушайте! Не стесняйтесь!
Пирожки оказались удивительно вкусными. Лиза не заметила, как опустошила всю тарелку.
– Где вы научились так драться? – утолив голод, полюбопытствовала она. – В армии! – коротко ответил Фролов.
Только теперь Лучевская обратила внимание на застекленную фотографию, стоящую на каминной полке: несколько вооруженных мужчин в пятнистых камуфляжах на фоне дымящихся развалин какого-то города. На переднем плане...
– Можно взглянуть поближе? – Лиза сама удивлялась собственной дерзости.
– Взгляните, – с видимой неохотой разрешил Константин.
Взяв снимок в руки, Лучевская внимательно рассмотрела изображение. Да, это действительно он – пропыленный, загорелый, с майорскими погонами на плечах. На обратной стороне лаконичная надпись: «Бамут, июль 1996. Н-ская бригада спецназа ГРУ».
– Вы воевали в Чечне? – догадалась девушка.
