волна паники. Пресс-секретарь «известного предпринимателя» съежился, как побитая шавка. Окружающие предметы раздвоились и поплыли перед помутившимися газами. В углах, на стенах, под потолком провонявшей потом и кровью камеры пыток начали возникать какие-то кошмарные, кривые рожи угольно- черного цвета. Они мерзко гримасничали, на мгновение исчезали и появлялись вновь. На сей раз в других местах. Подручные заслуженного прессовщика тоже чувствовали себя неуютно. Валентин нервно переминался с ноги на ногу, у Семена вздрагивали плечи. Томительно тянулись минуты...
– Рано журналист в ящик сыграл, – прервал наконец затянувшееся молчание Флярковский. – Задание-то мы фактически не выполнили! Ни компрометирующих материалов, ни подписи под заказанной шефом статьей... Ох и разозлится Семен Афанасьевич!
«Прав красавчик Валя! Прав на тысячу процентов! – по-собачьи лязгнув зубами, подумал Задворенко. – Крымов с меня скальп заживо снимет! В буквальном смысле! С него станется. Во-о-от откуда исходит реальная угроза! Вот, оказывается, что подразумевал Воронин, предрекая мне неминуемую гибель! Однако он просчитался. Да-да, про-счи-тался! Не учел мощи моего интеллекта! У меня есть шанс поправить положение! Надо лишь взять себя в руки и действовать, действовать, действовать!»
– Езжай на квартиру к Воронину, переверни там все вверх дном, хоть из кожи вылези, но добудь собранный им компромат! – более или менее совладав с эмоциями, вслух сказал Флярковскому Михаил. – Если же не справишься... Короче, сам понимаешь! Бе-е-е-е-гом!
Валентина как ветром сдуло.
– А ты, – обернулся к Сиволапову «сверхдоверенное лицо» олигарха, – ты займись трупом. В кислоте гада раствори! Чтоб, блин, следа не осталось!!!
Флярковский возвратился в середине ночи. По самодовольному выражению личика подчиненного Задворенко мгновенно понял: «С добычей». И точно: Валентин горделиво вручил начальнику десяток аудиокассет, запечатанный конверт с аббревиатурой на поверхности «С.А.К.» и, испросив разрешения отдохнуть, с достоинством удалился. Михаил поспешно уединился в кабинете, выборочно прокрутил на магнитофоне некоторые записи, наскоро просмотрел содержащиеся в конверте бумаги и с невероятным облегчением констатировал, что это и есть
– Главное сделано! Компра в кармане. Семен Афанасьевич останется доволен, а статейка... Да шут с ней! Невелика потеря. Скажу: писака слаб здоровьем оказался. Не выдержал, мозгляк, интенсивной физиотерапии. Уж не обессудьте. Полагаю, Крымов не шибко опечалится. Даже напротив! Ведь, как говаривал один из вождей мирового пролетариата, нет человека – нет проблемы[49]. Хе-хе!
Радовался Михаил недолго. Едва щека заслуженного прессовщика коснулась подушки, настойчиво зазвонил телефон. Чертыхнувшись, Задворенко включил потушенный было торшер. Настенные часы показывали шесть утра. «Наверное, хозяин возжелал пораньше узнать результат», – решил Михаил, снял трубку и...
– Приветик, Чукча-Неумытый-Лимон-Однако-Лялька – или как тебя теперь там кличут! – услышал он сиплый, злорадный, смутно знакомый голос. – Нехорошо забывать старых друзей! Ай нехорошо! Забывать старых друзей! Ай нехорошо!
На Михаила словно вылили бочку ледяной воды. Сознание померкло. Тело лихорадочно затряслось. Трусы в одно мгновение насквозь пропитались мочой, а майка – зловонным потом.
– Од-днако к-кто в-вы?! К-кто? Ч-чего х-хо-ти-те?! Ну г-говори-т-те же!!! Г-г-гов-ворите!!! – давясь нервной икотой, проблеял он.
– Узнаешь позже. Я перезвоню! – проскрипел голос. Трубка запищала короткими гудками. С минуту Задворенко беззвучно хлопал побелевшими, пересохшими губами. Затем всех без исключения обитателей особняка разбудил длинный, дикий, режущий уши визг раненой свиньи...
4
Вы, наверное, удивитесь, но могущественного пресс-секретаря олигарха Крымова напугало до истерики ничтожнейшее существо, стоящее (вернее, валяющееся) на низшей ступени современного рыночно- демократического общества, а именно престарелый спившийся бомж по кличке Клоп. Оно, существо то есть, ютилось на городской свалке. Днем рылось в грудах мусора, выискивая объедки, пустую стеклотару, прочий хлам... Вечерами распивало с товарищами по несчастью дешевую «левую» водку, проклинало «буржуев- реформаторов», потом забывалось тяжелым сном в наспех сколоченной из обломков гнилых досок хижине, а утром пробуждалось со стонами, терзаемое кошмарным похмельем и, спотыкаясь, брело к соседям по помойке клянчить глоток одеколона «на лечение».
Правда, данное существо отнюдь не всегда было столь жалким. Вовсе нет! В восьмидесятые годы синюшник Клоп являлся персоной весьма значительной, для кой-кого так просто властителем жизни и смерти! Тогда он работал начальником оперативно-следственной части «крытой» тюрьмы, расположенной в одном из городов европейской части СССР, и звался не Клопом, а майором Афанасьевым Александром Владимировичем... Как ни парадоксально, падение Афанасьева началось с головокружительного карьерного взлета. В начале девяностого года он ушел с «крытки» на повышение, переехал в Москву, получил звание подполковника, солидную должность в центральном аппарате Министерства внутренних дел... При помощи эмвэдэшных коллег Александр Владимирович выгодно поменял провинциальную квартиру на столичную, трудясь на новом месте, строил грандиозные планы на будущее, но... спустя ровно тринадцать месяцев по приезде в Москву сгорел «синим пламенем». Афанасьева взяли с поличным при попытке захапать крупную взятку от... Впрочем, неважно! Того человека давно нет в живых... Шумную историю с грехом пополам замяли, уголовного дела на Александра Владимировича заводить не стали (отечественная милиция традиционно не любит выносить сор из избы), но со службы безжалостно вышибли, предварительно сорвав погоны. По прошествии еще месяца умерла от инфаркта жена. Бывший «кум» незамедлительно запил по- черному. Не с горя. Скорее наоборот, поскольку избавился от ненавистного антиалкогольного контроля «ведьмы чертовой», она же «сучка крашеная» (так обычно именовал благоверную Афанасьев). Постепенно Александр Владимирович пропил мебель, вещи... В общем все! В квартире остались лишь голые стены. А с началом знаменитой жилищной приватизации Афанасьев угодил в цепкие лапы охочих до алкашей риэлторов, потерял и сами стены. С тех пор он переселился на вышеупомянутую свалку, где органично влился в общину бомжей. Новичку с ходу вроде бы наобум прилепили прозвище Клоп (очевидно, бомжи инстинктивно, не отдавая себе отчета, почуяли подлинную внутреннюю сущность Афанасьева)... Клоп тщательно скрывал от окружающих свое «кумовское» прошлое, вполне обоснованно опасаясь жестокой расправы со стороны тех изгоев общества, кто ранее успел побывать в «местах не столь отдаленных». Александр Владимирович представлялся бывшим заключенным, с избытком натерпевшимся от «ментов поганых».
– Все потроха отбили, сучары! Всю жизнь навеки поломали! – хлебнув дрянной сивухи, слезливо жаловался он собутыльникам. – У-у-у, козлы позорные!!! Ненавижу!!!
