Первая надпись гласит:
«Вы, люди юга и севера, чьи глаза могут видеть солнце, вы, кто пришел в Фивы, дабы воздать молитвы богам, все вы придите ко мне! Я передаю все, что вы говорите Амону Карнака, в тот момент, когда вы произносите слова пожеланий и льете воду [возлияние]. Ибо я вестник, избранный царем, чтобы выслушивать ваши молитвы и передавать [богам] дела Двух царств».
Во второй надписи приводятся слова Аменхотепа:
«Вы, люди Карнака, те, кто хочет видеть Амона, придите ко мне, ведь я вестник бога сего. Небмаэтре [Аменхотеп III] назвал меня, чтобы я мог передавать [богам] слова Двух царств, когда вы произносите свои пожелания и если вы взываете к имени моему всякий день, как к одному из прославляемых».
Титул «Вестника бога» Аменхотеп III жаловал и другим военным деятелям, но ни один из них, однако, не поднялся до высот, достигнутых Аменхотепом, сыном Хапу. Он конечно же принадлежал к касте воинов, и в то время, когда царство переживало упадок из-за полного равнодушия фиванского двора к государственным делам, роль воинов возросла, как никогда. Один из них, молодой «писец царских рекрутов», возможно, служил тогда в Сирии и Палестине, и мы еще с ним встретимся. Предпочтя Мемфис Фивам, он становится военачальником Хоремхебом и захватывает трон Египта. В начале амарнской ереси ему, по всей видимости, было лет двадцать.
Аменхотеп пользовался полной свободой и знал все «секреты Капа». Что и кто скрывается за словом «Кап»? О нем нам известно очень мало, но, по крайней мере, мы знаем, что это была военная организация, вероятно существовавшая при дворе во времена Нового царства, в которой воспитывались сыновья нубийских правителей, привезенных в столицу после карательных экспедиций фараона в землях Вават и, возможно, Куш, занимающих примерно территорию современного Египта и Судана. Несмотря на строгую дисциплину, к этим «сыновьям смутьянов» относились с почтением, они получали образование вместе с сыновьями фараонов, и позднее, впитав гармоничную культуру Древнего мира, эти люди использовали полученный опыт на родине. Обычно они становились помощниками у наместника царя Нубии, хотя некоторые делали карьеру в армиях фараона или, подружившись с молодыми принцами, оставались с ними при дворе. Многие из оставшихся проводили всю жизнь в стенах дворца, обучая детей царя. В течение всей жизни они, однако, сохраняли титул «дитя Капа». Эти отборные военные были незаменимы для правителей XVIII династии, хотя они никогда не порывали ни с родиной, ни друг с другом.
В великих религиозных реформах нубийцы играли определенную роль, о которой до сих пор говорилось слишком мало. Они пользовались исключительными привилегиями при дворе Малькаты, где правила царица, которая почти наверняка была их соплеменницей, на что указывают изображения Тии, например миниатюрная голова из эбенового дерева, хранящаяся сейчас в Берлинском музее. Южный тип ее лица еще более очевиден на кулоне, найденном во время раскопок в ее дворце в Малькате, и на другом, обнаруженном в ходе раскопок в Тель-эль-Амарне. Сомнения окончательно рассеиваются, если присмотреться к агатовой пластине, в настоящее время хранящейся в музее «Метрополитен», на которой царица изображена в образе женщины-сфинкса. По лицу легко определить ее происхождение; недавно было проведено сравнение с еще одним ее изображением, в Седеинга, на севере Судана, среди развалин храма, посвященного Тии.
Нубийское влияние при дворе уравновешивалось браками царя с несколькими восточными царицами, свиты которых сопровождали их в Египет; например, на десятый год своего правления Аменхотеп III выпустил исторического скарабея, объявляя о прибытии Гилухипы, дочери Шуттарны, царя Нахарина, вместе с его гаремом, состоящим из трехсот семнадцати женщин. Однако она была второй женой, как и все иностранные принцессы, которых направляли во дворец в качестве осязаемого доказательства союзнической верности их отцов (в этой связи уместно вспомнить о трех сирийских принцессах, бывших вторыми женами Тутмоса III). В тени грозной Тии их жизнь протекала очень скучно. Они мало кого интересовали, и чужеземным правителям, которые направляли своих посланников в Египет, чтобы узнать, как поживают их дочери или сестры, приходилось долго ждать известий, поскольку жены- чужеземки жили в полной изоляции. Кадашману Энлилу, брату вавилонской принцессы, жившей при дворе Аменхотепа III, пришлось отправить нескольких посланцев, прежде чем ему удалось что-то узнать о судьбе родной сестры.
Короче говоря, при дворе фараона были принцы с горячей нубийской кровью, но также принцы и принцессы из дворцовых гаремов, которые обликом походили на светлокожих представителей северных рас.
На тридцатый год правления Аменхотеп III собрался торжественно отметить свой первый юбилей с любимой Тии и другими своими женами и царевнами. Уверенный в силе своих войск, он постепенно потерял интерес к чужеземным владениям. Самый изнеженный из царей, не отказывавший себе ни в каких удовольствиях, жил в роскоши, неслыханной даже для Египта, и его визири и советники старательно этому потакали. К моменту празднования юбилея у него, вероятно, уже развились первые признаки апатии, охватившей его через несколько лет.
Несмотря на придворный обычай изображать только принцесс, имеются в достаточном количестве свидетельства присутствия при дворе наследного принца (будущего Аменхотепа IV) и нескольких его братьев. Среди них мог быть старший сын царя, который умер преждевременно и имя которого упоминается на монументе, обнаруженном вблизи мемфисского Серапеума, – Зутмос. Кнут с его именем был найден среди погребальных сокровищ Тутанхамона.
Хотя надписи практически ничего не говорят нам по этому поводу, на тридцатый год правления своего отца наследный принц, который вскоре разделит с ним трон, уже был женат на молодой женщине редкой красоты, которую звали Нефертити. По сей день никто не может точно сказать, кем же она была в действительности. В течение долгого времени ее отождествляли с Тадухипой, дочерью царя Тушратты из Митанни, писавшей ему письма из Тель-эль-Амарны. Однако известно, что Тадухипа прибыла в Малькату на тридцать шестой год правления Аменхотепа III, а Нефертити к тому времени уже родила мужу Аменхотепу IV – Эхнатону первую из четырех или пяти своих дочерей. Некоторые исследователи полагают, что она могла быть дочерью Тии и Аменхотепа III или Аменхотепа III и какой-то из его вторых жен, но доказательств этого нет. Как обычно, при изучении периода ереси мы попадаем в безвыходную ситуацию. Единственной родственницей Нефертити, о которой мы хоть что-то знаем, остается ее сестра, Мутнеджмет, чей портрет представлен в гробницах пяти придворных Эхнатона в Тель-эль-Амарне. Поскольку Мутнеджмет не носила титула принцессы, Нефертити нельзя причислить к царской семье. Была ли она египтянкой? Доказательств, указывающих на обратное, нет, а ее красивое лицо можно отнести к фиванскому типу; однако, судя по раскрашенному бюсту, хранящемуся в Берлине, ее кожа имела розоватый оттенок, а это заставляет предположить, что она или старательно пряталась от солнца, или имела северные корни.
Другим очевидным связующим звеном между Нефертити и Египтом может служить ее «кормилица», Тей, жена «Божественного отца», Эйэ. Но кто такие Тей и Эйэ? Они появились в Тель-эль-Амарне и изображены в их совместной гробнице как яростные сторонники амарнской реформы, близкие к царю- еретику. Откуда они родом? Здесь следовало бы обратить внимание на любопытную деталь: при сравнении имен и титулов Эйэ (или Эйе) с именами и титулами Юйи, отца царицы Тии, между ними обнаруживается почти полное совпадение. Высказывалось даже предположение, что это был один и тот же человек. Но если одна из его дочерей смогла выйти замуж за Аменхотепа III, а он при этом пережил правления Аменхотепа III, Аменхотепа IV – Эхнатона (включая период совместного правления со Сменхкаром) и Тутанхамона, а потом на короткое время сам получил власть, Эйэ должен был дожить до глубокой старости. Нельзя также не отметить поразительное сходство между мумией Юйи, найденной в Долине царей, и замечательным портретом, изображающим царя Эйэ в образе бога Нила на основании статуи, стоящей сейчас в Бостонском музее. Не так давно была выдвинута гипотеза, что Юйи и Эйэ могли быть отцом и сыном: это объясняет сходство имен, титулов, внешности и фамильных связей с городом Ахмимом, где у Эйэ была молельня, вырубленная из камня, во имя бога Мина; позднее Тутанхамон, его протеже, и он сам после своей коронации молились этому богу и завели обычай включать его вокабулу в композицию имен.
Эйэ определенно был человеком Эхнатона, его наиболее верным сторонником в городе Шара, старшим конюхом царского коня, начальником колесниц, личным писцом царя (знаменитый «Гимн Атону» был
