исследователем современной мифологии И. Павловичем в работе «Огненные змеи — кто они?». Он, анализируя представления чувашей об «огненном змее», дал важное наблюдение: «Голубой шар — молодой. Красный шар — старый. Старые не опасны… Иногда два шара сходятся и начинают «давить» друг дружку, иногда молниями пуляются».
Вампиризм проходит в двух фазах реализации «выхода вампира» из своего тела: одна, как видим, имеет физические черты и реализуется в виде «огненного змея». Он — вполне материален, его все видят, его можно фотографировать, измерять приборами, исследовать. Он визуально отражает и наличие некоей внутренней энергии в спектре от голубого (молодого) до красного (старого). Какова тут связь со степенью «опасности» для людей — факт недоказанный и, возможно, домысленный в народном сознании, но это не столь и существенно.
Вторая фаза уже совсем иная: огненный шар, прилетев к дому, зависает у крыши (ждет, когда в печи угаснет огонь?), затем залетает в трубу и в доме лопается, превращаясь в призрак. Здесь вампир с физической фазы переходит на фазу «образов»: он уже невидим для тех, на кого не обращено его внимание (в том числе не фиксируется приборами и фотопленкой). Но зато он оперирует «образами» как единицами некоей нашей структуры Мироздания: как образ появляется в сознании своих родных (причем «недоделанный» порой — «спины у него совсем нет, есть только грудь, а там идет яма»). Заставляет видеть родных то, чего нет (будто ел, а как ушел — вся еда на месте). Когда обращает свое внимание на предметы, то родные в таком случае часто выпадают из его фокуса внимания «Я» и тоже не видят призрак, а видят вместо этого, как предметы (чаще предметы похороненного, его одежда часто) — двигаются сами. То есть, полтергейст.
Как видим, это две принципиально разные фазы явления. Одна физическая, другая — «зафизическая». И судя по логике, первая фаза нужна только для перемещения призрака вампира от могилы к своему дому и обратно («Описав медленно дугу, шар ударился о бетонную плиту одной из могил. Произошел бесшумный взрыв с языками пламени во все стороны».).
Снова задаю вопрос: зачем вампиру эта первая «физическая» фаза в виде «огненного змея»? Почему он сразу не может принять облик призрака и в таком виде гулять или идти к своему дому?
Видимо, по той же самой причине, по которой он и не гуляет, а всегда движется к своей родне.
Предположу: чтобы стать призраком, вампир нуждается в подключении к «зафизическому» содержанию своих родных, которым он, собственно, и питается — и ради которого и приходит, нуждаясь в питании для своего коматозного состояния. Как писали вампирологи эпохи Просвещения, поначалу призрак вампира достаточно смутен как образ, а затем становится с каждым визитом все более «обретающим плоть» как образ в глазах родни, которая при этом начинает чахнуть (что-то и «перетекает» от них вампиру, но, конечно, не кровь). Если не давать вампиру «питаться», то его призрак снова слабеет, меньше в размерах и в степени «материальности».
И вот здесь я хочу сделать важный вывод: фаза «огненного змея», «физическая фаза» в этом процессе — является для вампира неосознаваемой фазой. Он вовсе не ощущает ее своим разумом, а это — только некая реализация тех принципов еще не открытого нами устройства нашего Мироздания, которые вообще допускают существование вампиризма как СБОЯ в работе этой системы. Хочу сказать, что «огненный змей» все-таки не является «фокусом сознания» вампира и вампир в этой фазе вовсе не «летит» на просторах и весях, осознавая свой полет как некий «выход их тела». Тут не что совсем иное, и доказывает этоj следующий пример:
«Этнограф Г.И. Попов в 1926 году записал некоторые свидетельства о явлении «огненного змея» в Вятском крае. У одной молодой матери умер грудной ребенок. Мать очень горевала, дни и ночи напролет думала только о нем. Спустя какое-то время к ней впервые прилетел «огненный», проник через порог, рассыпался и превратился в ребенка. Услыхала мать детский плач. Вышла в сени, а там младенец лежит. Она дала ему грудь. Попив материнского молока, младенец успокоился, а ближе к рассвету исчез. На следующую ночь все повторилось, и так продолжалось еще несколько дней. В конце концов муж заметил что-то неладное. Он проследил за женой и понял в чем дело. В итоге «огненный» замучил эту женщину до смерти — в скором времени она скоропостижно умерла».
Как видим, тут вампиром оказался младенец. Он, что понятно, не имел еще человеческого сознания и в принципе не мог знать «дорогу от могилы к дому» как путь для себя к родному дому в фазе «огненного змея». Это — важнейший факт, и он заставляет несколько иначе взглянуть на всю проблематику вампиризма. Я бы предложил, на основе этого факта, три гипотезы (не считая их равными по степени «вероятности»).
1. Прежде всего, это концепция вампиризма как именно болезни и сбоя на неизвестных нам уровнях нашей Реальности, которая в рамках вампиризма и иных аномальных явлений выглядит как Субреальность (или виртуальная), ибо только в ней и возможны такие сбои, а сам вампиризм выглядит как некий в ней «компьютерный вирус», ибо речь идет о ее «подструктуре» образов как главных носителей нашего содержания. Так как вампир может обретать облик «призрака» только в такой Субреальности, только в ней он может питаться некоей «информационной составной» жертв (а вовсе не их «энергией», каковой в Субреальности нет, там «энергия» — это только информатика).
Эту концепцию я и выдвигал как главную в попытке объяснить феномен вампиризма и полтергейста. Но возникают трудности в приведенном выше примере с вампиром-младенцем. Неясно, как он, не имея сознания, смог найти дорогу домой, а затем реализоваться у матери в виде своего образа-призрака. Остается только предполагать, что в вопросе вампиризма действительно активную роль играет родня, думающая постоянно о похороненных, ибо молва и считает, что вампиры приходят к тем, кто особо переживает о них, как бы этим «зачиная феномен», «наводя путь к себе похороненному». Роль матери в данном случае неясна, но какое-то разумное поведение для вампира (его «ориентацию на местности», в том числе) можно ей приписать. Ибо младенец практически никаким сознанием не обладает, в том числе у него нет никаких представлений о том, куда лететь его «огненному змею».
Возможно, «змей» и летит как бы автоматически туда, где о похороненном вспоминают? Но как тогда оценить его вроде бы разумное поведение: зависает у крыши, ждет, когда огонь утихнет в печи, залетает в дымоход, через который и попадает в хату? Кто этим разумным поведением управляет? Можно это приписать сознанию коматозника-молодца. Но сознанию коматозникамладенца это никак приписать нельзя. Какие-то иные управляющие этим механизмы или субъекты как природные — трудно вообразить.
И самое главное: остается без понимания и осмысления сама эта «физическая» фаза «огненного змея». Можно теоретически предполагать, что человек в этой особой вампирической коме не сразу идет по путям «связей образов», каким и реализуется в виде призраков и полтергейста при возвращении к родным, а копит до этого некую «энергию» в виде свечения над могилой, которое затем, окрепнув, превращается в «огненного змея» и летит к своему дому. Но непонятно: что это за «энергия», которая порождает нечто, крайне похожее на шаровую молнию? Почему копится она именно над могилой коматозника?
Наконец, шокирует сам процесс перехода «физического» в «зафизическое»: добравшись до дома, шар огня рассыпается, становясь призраком. Так мало того, он потом снова обретает облик «огненного змея», летит на кладбище к своей могиле коматозника, где «шар ударился о бетонную плиту одной из могил. Произошел бесшумный взрыв с языками пламени во все стороны». А зачем назад лететь? Донести забранные «витамины» у родни? Но шар лопается, встречаясь с плитой могилы. Почему при этом не лопаются и не теряются эти собранные «витамины»? В общем, все непонятно.
И почему вообще — «огненный шар»? А не что-то иное? Без этого «огненного змея» феномен вампиризма вполне укладывается в данную концепцию феномена как сбоя в системе «нашей виртуализации». Но сей «огненный змей» заставляет или существенно уточнять эту гипотезу (и усложнять ее), или дает возможность для существования еще минимум двух альтернативных предположений.
2. Второе объяснение феномена (в которое я все-таки куда менее склонен верить) заключается в том,
