впечатление, что я тогда и увлекся вампирологией, а источники, собранные в книге, перевел на русский язык и использовал в своей книге.
Получается, и Вильнев, и я опирались на те же самые источники. Потому и интересно сравнить наши выводы.
Меня подход Вильнева просто шокировал. Не столько отсутствием логики, сколько отсутствием вообще желания разобраться в вопросе. Книга полна вопиющих противоречий, которые сам автор, как говорят у нас, «в упор не видит». Немало и бездоказательных утверждений, которые подаются в виде как бы «непреложной истины» и ничем не аргументируются.
Например, автор пишет: «Несомненно, термин «вампиризм» — славянского происхождения». Почему? Несколькими страницами раньше сам автор указывал, что «вера в вампиров» попала к сербам, хорватам и другим народам Балкан от греков. Неужели автор считает, что греки — это славяне?
А вот греки сами ясно утверждали известному путешественнику Турнефору во время его экспедиции в Левант (в захваченную Турцией часть Европы) в начале XVIII века, что к ним понятие «вампир» пришло от турок — как название, так и само явление. В отличие от Вильнева, я не поленился и поднял арабские источники того времени. И выяснилось, что уже в 1500 году у турок существовало понятие «вампир» — примерно за 150 лет до его появления в Европе. А этимология слова такая: греческое слово «вурдалак» произошло от турецкого «ХОРТЛАК».
Вот и ответ.
Есть и много других подобных заблуждений, причем они носят явно нездоровый характер, так как автор пишет, что вера в вампиров — удел неразвитых, темных народов Восточной Европы. Всяких славян этих стран, «всем в мире известных своей забитостью». Мол, невежество славян — вот и все объяснение всего вампиризма.
Ладно, глупы и суеверны православные греки и примкнувшие к ним некоторые славянские народы. Но поляки-то одной веры с французами: католики. Все равно они плохи, потому что хоть и католики, но славяне, а «славянам присущи дикие суеверия».
Автор книги из нашего общего источника приводит историю, изложенную ЛуиАнтуаном де Карачиолли (1770 год, а не 1771, как неверно указывает Вильнев). Это «Письмо к Прославленной Умершей» у Вильнева, хотя полное название — «Письмо к Прославленной Умершей, усопшей недавно в Польше
Письмо к польской даме, имя которой автор не назвал по этическим соображениям, такое:
«[Прославленная умершая], поскольку все, что связано с умершими, интересует меня сейчас куда больше, чем то, что касается живых, я перечел все, что вы когда-то писали мне о вампирах, этих так называемых ходячих трупах, которые, как принято было считать, существовали в Польше
В самом деле, как может быть, чтобы тела, разлученные с душами, покидали свои могилы и высасывали кровь у живых людей! Ну как не понять то, о чем вы так хорошо сказали, что эта краснота и эта полнота, наблюдавшиеся у трупов, подозреваемых в вампиризме и извлеченных из земли, происходили от единственной причины — особенностей почвы, виновной в этих чудесах; опыты, произведенные в Венгрии, все это подтвердили и помогли рассеять заблуждения народа, хотя и сейчас еще некоторые люди крепко держатся за эти нелепые суеверия.
Ничто так не убеждало меня в слабости человеческого ума, как то упорство, с каким известный вам польский монах уверял меня, будто видел вампира и был свидетелем ужасных сцен, происходивших у него на глазах в монастыре: «Я был настоятелем в Люблине, — рассказывал он, — и в это время умер один из монахов. Едва его положили в церкви, где он должен был оставаться до завтра, как мне сообщили о том, что его лицо странным образом воспалилось и что его видели разгуливающим по дортуару. Я немедленно отправился к его гробу и в самом деле увидел, что лицо покойного красное, как огонь, и тогда я запретил ему, в силу святого послушания, нарушать покой других и предупредил его о том, что, если ему вздумается хоть немного пошуметь, я велю отрубить ему голову и воткнуть кол в сердце. (К этому способу прибегали, когда имели дело с вампирами, и он считался безотказным средством прекратить их страшные деяния.)
Через несколько часов шум
Приказание было тотчас исполнено, и вампир стал дергать ногой и громко закричал. Я думал, что после этого он утихнет, но всю ночь нам не было покоя, слышался оглушительный грохот. Наутро я снова приблизился к трупу и сообщил ему, что, поскольку операция его не образумила, после обеда он будет сожжен посреди двора. Сложили костер, и брошенное в огонь тело вскоре обратилось в пепел, но вызвало при этом такую ужасную бурю, что, казалось, вот-вот рухнут стены.
Вот что мне довелось слышать из собственных уст этого монаха, который был лишен сана епископом Краковским за то, что устроил такое представление, но и после того продолжал с тем же пылом верить в эти нелепости и повторять их: верно, что фанатизм к рассуждению не способен. Это приключение сделалось известным во всей Польше, равно как и приключение Леопольда со школьником, также объявленным вампиром и наказанным за это.
Но что вам эти басни теперь, когда вы приблизились к истокам истины. Простите меня, обезумевшую от горя душу, которая, сама не зная почему, хватается за всякую видимость! Так сбившийся с дороги путник идет вперед и возвращается назад, и его окружает лишь неуверенность, толкающая его то туда, то сюда».
У Вильнева эта история служит иллюстрацией его вывода о том, что вся тема вампиров — порождение суеверий невежественных славян. Хотя тут же Вильнев сообщает такие же случаи вампиризма в Пруссии, у немцев. Получается, невежественные не только славяне, но и немцы.
А ведь этот случай у нормального человека уже должен дать почву для размышлений. Человек был настоятелем монастыря, принял четкие решения, пресекающие вампиризм, и за это был «разжалован» в монахи. Отнюдь не по причинам «научным» и «здравого смысла», как это хотят показать французы, а по причинам сугубо политическим. В это самое время нетленных католики делают святыми, а тут все идет вразрез политике Церкви: бросает тень сомнения на то, что нетленные — это святые, а не вампиры. Вот в чем проблема, чего Вильнев не видит.
Умирает не кто-то со стороны, а умирает (как бы «умирает», а на деле впадает в кому) монах с хорошей репутацией. И показывает нетленность, одновременно являясь людям в виде призрака. В аналогичных случаях церковь таких своих людей причисляет к святым, как причислили к святым в XX веке натурального вампира монаха Харбела в Палестине, хотя его описание полностью соответствует тому, что вы прочли выше о польском монахе.
Но в том-то и дело, что тут вампиризм носил характер эпидемии и потому был знаком всему народу, включая настоятеля. Он сразу понял, что это не святость, а вампиризм. То есть, натуральная болезнь.
Ранее я уже подробно рассматривал историю вопроса: как католическая церковь по своей глупости канонизировала в святые очевидных вампиров, а потом, когда таких же «нетленных» стал истреблять народ, стала с этим бороться. Как с суеверием. Мол, вампиры — это суеверие. А нетленные святые католиков, те
