Чувствуя, что с каждой минутой он все ближе к сумасшествию, Герберт обогнул теннисный корт, напрасно высматривая молодую женщину среди цветочных клумб и зарослей ежевики, где тяжелые фиолетовые ягоды выделялись на фоне изумрудно-зеленых листьев.
Но вот он дошел до розария. Благоухание бархатистых лепестков ненадолго приглушило его исступленную одержимость. Тут-то Герберт и обнаружил ту, которую искал. Закрыв лицо руками, удрученно понурив голову, она сидела на скамейке перед изящной деревянной решеткой, увитой розами.
Заслышав звук шагов, Бетани отняла ладони от лица и упрямо уставилась в пространство. А Герберт ринулся напролом, продираясь сквозь колючие кусты, точно опасаясь, что видение вот-вот растает в воздухе.
— Где он? — рявкнул Герберт, тяжело дыша.
— Кто? — изобразила непонимание молодая женщина.
— Кто? И ты еще спрашиваешь?
— Откуда мне знать, кого ты имеешь в виду? — саркастически отозвалась она. — Мыслей я не читаю!
— Ронни, кто ж еще!
— Полагаю, мистер Коннолли в доме, отбивается от стаи назойливых поклонниц, — пожала плечами Бетани. — О, бремя славы!..
Логика подсказывала Герберту, что такой ответ вряд ли уместен в устах женщины, обуреваемой любовью к голливудской знаменитости. Но на всякий случай следовало удостовериться.
— Так вы с Ронни вместе или нет?
— Вместе? — Бетани испытующе вгляделась в лицо Герберта. — Что ты под этим подразумеваешь?
— Ты отлично знаешь что!
— О нет, от души надеюсь, что не знаю! — Серые глаза зло сверкнули. — Слово «вместе» подразумевает, что мы с Ронни занимаемся сексом. Вот что ты обо мне думаешь, да?
— Бетани…
— Ты считаешь… ты всерьез считаешь, что я из твоей постели немедленно перелезла в его постель?
— Разумеется, нет!
— А вот «разумеется» тут, по-моему, излишне! — воскликнула она. — Иначе ты не стал бы задавать идиотских, оскорбительных вопросов! Как бы то ни было… — Бетани с трудом перевела дыхание, — тебе-то какое до этого дело?
— Я люблю тебя! — выпалил Герберт.
Слова, которых он никогда еще не говорил ни одной женщине, сорвались с его губ сами собою, точно подтверждая очевидную истину. Впрочем, видимо, так оно и было.
Бетани от души надеялась, что на лице ее не отразились, точно в зеркале, безумная надежда и недоверие, разрывающие надвое душу.
— В самом деле?
— В самом деле, — тихо подтвердил Герберт, понимая, что битва еще не кончена.
— И это все, что ты мне скажешь? — спросила Бетани.
— А нужно еще что-то говорить? — краем губ улыбнулся он.
— Конечно! — воскликнула она, смахнув с ресниц предательские слезы. — С какой стати ты меня игнорировал с тех самых пор, как мы вернулись из Милберри-холла?
Этот вопрос каким-то непостижимым образом успокоил все его страхи и подтвердил все его надежды куда успешнее, чем самые страстные заверения в любви.
— Я — шафер на свадьбе у брата. Ты представляешь, что это за тяжкая обязанность? Я за две недели просто с ног сбился, — мягко пояснил Герберт. — И вообще, я не думал тебя игнорировать.
— Нет? — Бетани насмешливо свела брови. — Давай-ка посчитаем, сколько раз ты со мною разговаривал…
— Я звонил тебе…
— Целых три раза!
— Дважды ты отказалась взять трубку, а в третий раз обдала меня адским холодом.
— В аду очень даже жарко, — уточнила Бетани.
Но Герберт пропустил поправку мимо ушей.
— Несколько раз я заходил к тебе в офис, чтобы пригласить на ланч, но тебя не было на месте!
А все потому, что новый босс, всерьез обеспокоенный нездоровой бледностью ассистентки, велел ей «пройтись подышать свежим воздухом»! Мистер Фоддер искренне привязался к новой помощнице и желал ей только добра.
— Ты мог бы оставить записку!
— И что бы я написал? Что впервые в жизни встретил женщину, которую мечтаю назвать женой, и понятия не имею, как к ней подступиться? Я люблю тебя, Бетани, — повторил Герберт серьезно. — Только тебя, тебя одну и никого кроме тебя.
— О, Герберт, — всхлипнула она.
Бетани собралась снова произнести его имя, но горло свела судорога, и послышался не то вздох, не то сдавленное рыдание.
Герберт подошел к ней вплотную и, склонившись, долго смотрел на залитое слезами лицо, словно стремясь сохранить его в памяти во всех подробностях. А затем очень ласково помог Бетани подняться, крепко обнял и не размыкал объятий до тех пор, пока дрожь ее не унялась.
Только тогда Герберт поднес к глазам ее левую руку, внимательно изучил ее и легонько провел большим пальцем по безымянному — тому, на котором обычно красуется обручальное кольцо.
— Значит, и ты тоже меня любишь?
— Сам знаешь, что да!
— И ты выйдешь за меня замуж?
— Но я же не твоего круга! — воскликнула она. — Что скажет твоя семья?
— Это было «да»?
— Конечно «да», бестолковый ты человек!
Высокий лоб Герберта прорезала крохотная морщинка.
— Я должен тебе кое в чем признаться, любимая.
— Звучит зловеще…
Бетани подозрительно сощурилась.
— Да не то чтобы. — Герберт замялся. — Это касается дома…
— Какого еще дома?
— Ну, усадьбы. Как ты на это посмотришь, если я скажу, что в один прекрасный день унаследую Милберри-холл?
Бетани напрочь забыла о том, как с первого же взгляда влюбилась в усадьбу! Как заворожил ее особняк, розовый в лучах заката, и ров, наполненный водою — или, точнее, расплавленным золотом или серебром, в зависимости от того, светит на небе луна или солнце.
— Но ты же младший из братьев.
— Знаю.
— И ты сказал, что Эван наследует имение…
Герберт покачал головой.
— Нет, любимая. Я сказал, что по традиции имение переходит к старшему сыну. — Герберт пожал плечами и широко ухмыльнулся. — Просто семья у меня ужасно нетрадиционная! Так что Эвану достанется львиная доля доходов от аренды, а я получаю дом. Так что, как моя жена, в один прекрасный день ты станешь хозяйкой в Милберри-холле.
Бетани потребовалось время, чтобы прийти в себя.
— А с какой стати, мистер Герберт Хендерсон, вы не сказали мне об этом раньше? — возмущенно спросила она. — Ты меня вроде как испытывал, да? Мне полагалось пройти тест, доказать, что я люблю тебя, а вовсе не золотую мишуру?
