нашедшего брешь в защите обвиняемого.
О Господи! Флора попыталась вывернуться:
— Ты же знаешь, что любую беременность сопровождают некоторые болезни.
— Болезни? — Лайм был так потрясен, словно она сообщила, что лежит при смерти. — Так, значит, ты больна?!
Впервые с момента его появления Флора почувствовала свое превосходство.
— Токсикоз, — пояснила она тоном многоопытной матери, — обычная вещь для первых месяцев. А многие женщины мучаются весь срок.
— Откуда ты знаешь?
— Ну… В книгах так написано.
— Так ты покупала книги о беременности? — Лицо Лайма неожиданно расплылось в улыбке.
Флоре показалось, что, подскочи вдруг стоимость его недвижимости в Нью-Йорке в десять раз, он не был бы так доволен.
— Не совсем. Я ходила в библиотеку. — Она не стала уточнять, что сделала это от скуки, просто чтобы хоть чем-то отвлечься от постоянных мыслей о муже.
Он в очередной раз нахмурился.
— Ты была у врача?
— Еще не успела.
— Но ты слишком бледна. Наверное, тебе нужны витамины. Кальций там, железо. Кстати, его много в печени и шпинате.
Ну вот, теперь он будет давать ей советы!
— Пожалуйста, не говори о еде! — взмолилась она.
— Что ж, теперь я могу о тебе позаботиться… — твердо изрек Лайм.
— А если я этого не хочу? — тихо спросила Флора, но он не обратил ни малейшего внимания на ее слова.
— И так и сделаю, — невозмутимо закончил он.
— И долго ты будешь следить за моим здоровьем?
— По крайней мере, до рождения ребенка.
Флора чуть не застонала. Значит, на возрождение отношений рассчитывать не приходится.
Лайм открыл дверцы шкафа, проверяя, не оставил ли чего-нибудь нужного из вещей Флоры, и вдруг замер, слегка побледнев. Проследив за его взглядом, она поняла, почему — он наткнулся на лежащие в шкатулке кольца.
— Надень их! Немедленно! — Его глаза полыхнули такой яростью, что Флора безропотно подставила пальцы.
Очевидно, ее покорность несколько успокоила мужа.
— Почему ты их не носишь? — поинтересовался он.
— У меня отекли пальцы, — солгала Флора и, заметив, как смягчился его взгляд, поняла, что он поверил этому объяснению.
Она слабо улыбнулась, когда золотые ободки скользнули на свое место. Господи, как же сильно, оказывается, она скучала по своим колечкам!
Лайм внимательно следил за каждым ее движением.
— А теперь одевайся, — то ли попросил, то ли приказал он, подавая ей плащ.
9
Он поставил чемоданы на пол в прихожей, закрыл дверь и повернулся к жене.
— Тебе сделать чай? Бергамотовый с лимоном, как обычно?
— Спасибо, — буркнула она, и Лайм насмешливо улыбнулся:
— Не стоит дуться, детка. Беременным женщинам противопоказаны волнения и отрицательные эмоции, так что разговаривай со мной полюбезнее!
Когда их взгляды на мгновение встретились, в них не было ни гнева, ни раздражения.
— Большое спасибо, — проворчала Флора, и оба улыбнулись.
— Ну, пойду, поставлю чайник, — сказал Лайм и отправился на кухню.
Она смотрела ему вслед, пока он не исчез в конце коридора, а потом огляделась. Почему-то ей показалось, что комната изменилась, — впрочем, так бывает всегда, когда человек после долгого отсутствия возвращается в знакомое место. В этой квартире было по-прежнему красиво и уютно, и Флора снова ощутила себя как дома. Жаль, что она задержится здесь не надолго — это же только временное пристанище на период беременности.
Флора вдруг почувствовала себя падчерицей в доме мачехи и удивилась, что согласилась переехать к Лайму. Ведь их былую любовь уже не воскресить. Просто муж, зная, что она должна родить ребенка, будет заботиться о ней, как о курочке, несущей золотые яйца. Ему нужен мальчик, наследник, а вовсе не она, Флора!
Но что изменит появление младенца? Их с Лаймом отношения станут еще сложнее — только и всего. Каждый начнет тянуть малыша в свою сторону… Что в этом хорошего?!
Внезапный приступ тошноты застал Флору врасплох. Она не сумела подавить его и стремглав бросилась в ванную. Там ее вырвало второй раз за сегодняшнее утро. На лице и шее выступил обильный пот, и она застонала.
— Все в порядке, — раздался за ее спиной ласковый голос.
Несмотря на головокружение и слабость, Флора почувствовала, как муж осторожно убирает волосы с ее лица и гладит по голове. Она без сил оперлась подбородком на холодную эмаль раковины.
— Все хорошо, — повторил Лайм.
— Ничего не хорошо, — обиженно всхлипнула она. — Мне плохо, плохо и уже никогда не будет хорошо!
— Все пройдет, дурочка. Ну, потерпи немножко.
Он приложил к ее бледному лицу смоченное холодной водой полотенце, словно угадав, что она только об этом и мечтает.
— Я не… — начала было Флора, но тут ее снова вырвало.
Лайм, словно ребенка, умыл ее и поцеловал в висок. Можно было подумать, что ему не раз приходилось ухаживать за беременными женщинами. Он на руках отнес ее в спальню, уложил в кровать и поставил рядом тазик.
— Уйди! — не выдержала Флора.
— Нет.
Он приложил холодный влажный тампон к ее вискам, и ей стало немного лучше. Вдруг она глубоко вздохнула.
— Что? — тут же встревожился Лайм.
— Все хорошо, — успокоила его Флора. — Где это ты научился всему этому?
— Когда в школе у меня болела голова, то холод всегда помогал.
— А ты часто болел? — с любопытством спросила она и вдруг покраснела, осознав, что ее голова покоится на его руке.
Трудно представить, что такому человеку, как Лайм, могло быть плохо. Она привыкла, что ее сильный и уверенный в себе муж не мог испытывать слабости, присущие обычным людям.
Он одним ловким движением сменил примочку на более холодную.
— Впервые у меня стала болеть голова, когда я приехал в школу. Доктор сказал, что это из-за перемены обстановки. Я болел все время, пока учился.
— Ты был несчастлив?
— Очень, — Лайм усмехнулся, вспомнив свое детство. — Мне ужасно не нравилась школа, и я очень тосковал после смерти мамы.
