непереносимой, особенно для нас, находившихся на воде без всякого прикрытия от жары или дождя. К тому же находились мы в южном полушарии в октябре 50 или около того и с каждым днем приближались к солнцу 51, a солнце приближалось к нам, покуда не остановилось на широте 52 в двадцать градусов. А так как пять-шесть дней назад мы перешли тропик 53, то еще через несколько дней солнце окажется в зените 54, над самыми нашими головами.
Принимая все это во внимание, мы решили отыскать на берегу подходящее место, где могли бы разбить палатки и выждать, покуда спадет жара. К этому времени мы уже оставили позади половину острова, и подошли к той части его, где берег заворачивал к северо-западу, обещая сократить переход к Африке намного больше, чем мы рассчитывали. Но, несмотря на это, мы имели достаточно оснований предполагать, что расстояние это все же около ста двадцати лиг.
Итак, мы решили причалить из-за жары; к тому же припасы наши истощились, оставалось их всего на несколько дней. Приставши рано поутру к берегу, — как мы поступали обычно раз в три-четыре дня, — чтобы возобновить запасы воды, мы уселись и принялись обсуждать, продолжать ли нам путь, или продлить нашу стоянку здесь. Но по многим соображениям, которые было бы долго пересказывать сейчас, мы места этого не одобрили и решили на несколько еще дней пуститься в дальнейший путь.
Проплывши дней шесть на северо-северо-запад под добрым ветром с юго-востока, мы заметили на значительном расстоянии большой мыс 55, или выступ земли, выдававшийся далеко в море. И, так как всем нам очень хотелось узнать, что находится за мысом, мы порешили не становиться на якорь, покуда не обогнем мыса. Мы продолжали путь при попутном ветре, но и то лишь через четыре дня достигли, наконец, мыса. Невозможно выразить отчаяние и печаль, охватившие нас, когда мы добрались туда; ибо, обогнувши оконечность мыса, мы неожиданно увидели, что по ту сторону берег отступает так же резко, как выдается по эту сторону. Короче говоря, решись мы двинуться через море к Африке, мы должны были бы пуститься в путь отсюда, ибо, чем дальше, тем все больше расширялось море, и какой достигло бы оно ширины, — нам было неизвестно.
Покуда мы размышляли над этим новым обстоятельством, нас захватила ужасная гроза: яростный ливень, гром и молния, совершенно непривычные и страшные для нас. В такой беде мчимся мы к берегу и, ставши ветром у самого мыса, заводим наши фрегаты 56 в бухту, где, как мы заметили, земля была густо покрыта деревьями. Сами же поторопились устроиться как-нибудь на берегу, так как были мы совершенно мокры и истомлены жарой, громом, молнией, и дождем.
Тут же считали мы положение наше поистине бедственным, и потому наш изобретатель, о котором я столько говорил, водрузил на холме, отстоявшем на милю от конца мыса, огромный деревянный крест со следующими словами на португальском языке:
«Мыс Отчаяние. Христос, смилуйся!»
Мы начали строить шалаши и сушить одежду. Сноситься с туземцами нам было необходимо, и искусный наш токарь вырезал уйму серебряных ромбов, которые мы выменивали у чернокожих на то, в чем нуждались. Они приходили в восторг от этих безделушек, и, таким образом, в нашем распоряжении было сколько угодно провизии. В первую же очередь добыли мы около пятидесяти голов крупного скота и коз, и наш повар постарался провялить их и высушить, засолить и прибавить к нашему основному запасу. Сделать это было не трудно, так как соль и селитра были хороши, а солнце — отменно жарко. И тут мы прожили около четырех месяцев.
Южное солнцестояние прошло, и солнце пошло к равноденствию, когда мы стали обдумывать следующее наше предприятие: добраться морем до Зангебара 57, как называют его португальцы, и высадиться, если удастся, на африканском материке.
Об этом мы говорили со многими туземцами, но все, что могли узнать, сводилось к тому, что за морем великая страна львов, и путь туда долог. Мы не хуже их знали, что путь действительно далек, но о протяжении все же много спорили. Одни считали, что в нем четыреста лиг, другие — что не более ста. Один из нас показал нам на карте, которую он хранил при себе, что туда не более восьмидесяти лиг. Одни говорили, что весь путь усеян островами, к которым можно приставать; другие — что никаких островов нет 58. Что до меня, я ничего не смыслил в этом деле и слушал без интереса. Как бы то ни было, от слепого старика, которого сопровождал мальчик-поводырь, мы узнали, что, если мы дождемся августа, ветер будет благоприятен, и море тихо во все время перехода.
Это нас несколько подбодрило. Но выжидать нам было не по сердцу, потому что к тому времени солнце должно было снова повернуть на юг, что не нравилось нашим. Наконец мы созвали общую сходку. Споры на ней были слишком скучны, чтобы передавать их. Нужно только заметить, что когда дошло до капитана Боба (так называли меня с тех пор, как я стал одним из вожаков), то я не стал ни на чью сторону.
— Я ломаного гроша не дам, — заявил я, — ни за то, чтобы отправиться, ни за то, чтобы остаться. У меня нет дома, и все места на свете для меня одинаковы.
Так я предоставил им решать дело самим. Словом, всем стало ясно, что делать нечего, раз у нас нет судна. Если цель наша — есть да пить, — лучшего места во всем свете не найти. Если же наша цель — выбраться отсюда и попасть на родину, то не найти худшего места.
Признаюсь, мне местность очень полюбилась, и тогда уже захотелось мне поселиться здесь в будущем. Не раз говаривал я своим друзьям, что, будь у меня двадцатипушечный корабль 59, да шлюп, да добрые экипажи на них обоих, я бы не выбрал на всем свете лучшего места, чтобы разбогатеть по-королевски.
Но вернемся к нашему совещанию о том, куда двинуться. В общем, порешили отважиться на переезд к материку. Мы и отважились, да сдуру, потому что выбрали самое худшее время года для подобного переезда: так как ветры там с сентября по март дуют на восток, а вторую половину года на запад, и тогда дули они нам прямо в лоб. Так и оказалось, что, пройдя под береговым ветром лиг этак пятнадцать- двадцать, то есть, смею сказать, достаточно для того, чтобы погибнуть, мы попали под ветер с моря, дувший с запада, юго-запада-запада или юго-запада через запад и более от запада не отклонявшийся. Словом, мы ничего не могли с ним поделать.
Суда, которыми мы располагали, не могли идти против ветра. Годись они для лавирования 60, мы могли бы отклониться на северо-северо-запад и, как мы впоследствии обнаружили, встретить по пути много островов.
Однако как мы не пытались идти против ветра, нам это не удалось, а один раз мы чуть не погибли, и вот каким образом: держа курс к северу, возможно ближе к ветру, мы позабыли об очертаниях и местоположении острова Мадагаскара, равно как и о том, что мы уже успели отойти от мыса, расположенного приблизительно в середине острова и выдававшегося далеко в море. А теперь, когда нас отогнало лиг этак на сорок к северу, берег острова находился от нас более чем в двухстах милях к востоку, и мы оказались в открытом океане, между островом и материком, лигах в ста от обоих.
Правда, как выше было сказано, ветер с запада дул ровно, и море было гладко, и мы решили, что лучше всего пойти по ветру. Поэтому, взявши меньшее каноэ на буксир, мы повернули к берегу, поставивши по возможности все паруса. Предприятие это было отчаянное; ведь налети малейший порыв ветра, мы все погибли бы, так как наши каноэ сидели глубоко и не могли двигаться по неспокойному морю.
Как бы то ни было, путешествие это продолжалось всего одиннадцать дней, и, наконец, израсходовавши большую часть провианта и всю припасенную воду до капли, мы, к великой нашей радости, завидели землю, правда, в десяти или одиннадцати лигах. Нас встретил береговой ветер, дувший нам в лоб еще двое суток на исключительной жаре, без капли воды и только с небольшим количеством спиртного, оказавшимся у одного из нас в ящике с бутылками.
Это приключение живописало нам то, что могло бы случиться, если бы мы пустились в путь при слабом ветре и плохой погоде, и отбило у нас окончательно охоту переправляться на материк, покуда мы не обзавелись лучшими судами. Поэтому мы снова высадились на берег, и, как прежде, разбили становище, возможно лучше укрепивши его против возможных нападений. Но здесь туземцы оказались исключительно вежливыми и значительно более радушными, чем обитатели юга острова. И хотя ни мы не могли понять их, ни они нас, нам все же удалось втолковать им, что мы мореходы и чужестранцы и нуждаемся в съестных припасах.
Первым доказательством их доброты было то обстоятельство, что, как только они увидели, что мы
