высадились на берег и принялись строить себе жилище, один из их предводителей, или царьков (мы не знали, как называть его), явился с пятью или шестью мужчинами и несколькими женщинами и привел с собою пять коз и двух жирных бычков, которых и отдал нам даром. А когда мы предложили им что-то взамен, предводитель, или царек, запретил прикасаться к чему бы то ни было или брать что-нибудь у нас. Часа два спустя явился другой царек, или предводитель, и с ним сорок или пятьдесят человек. Мы испугались было их и взялись за оружие. Он же, заметивши это, приказал двум людям выйти вперед, возможно выше подымая в руках два длинных шеста, — мы быстро признали это за знак мира. Эти два шеста они потом стоймя воткнули в землю, и царек и все его люди, подойдя к шестам, воткнули свои копья в землю и стали подходить без оружия, так как оставили вместе с копьями свои луки и стрелы.
Это было сделано для того, чтобы убедить нас, что они явились к нам как друзья, чем мы были весьма обрадованы, потому что нам не хотелось ссориться, если только можно было избежать этого. Предводитель отряда увидал, что наши строят себе хижины и справляются с этой работой неуклюже; тогда он подал знак своим людям помочь нам. Немедленно человек пятнадцать или шестнадцать подошли и смешались с нашими, принявшись работать за нас. И, право же, они были лучшими работниками, нежели мы, ибо в одно мгновение соорудили для нас три или четыре хижины, которые к тому же были много красивее наших.
Затем они надавали нам молока, плодов и уйму превкусных кореньев и зелени и затем ушли, не взявши у нас ничего. Один из наших поднес царьку, или предводителю, чарочку, которую тот выпил, весьма одобрил и попросил еще; мы дали ему еще. Словом, после этого он являлся к нам не менее двух, а то и трех раз на неделе, и всегда что-нибудь да приносил с собой. А раз прислал даже семь голов черного скота, часть которого мы провялили вышеописанным способом.
Здесь я непременно должен упомянуть об одном обстоятельстве, которое впоследствии принесло нам немалую пользу. Дело в том, что мясо коз и коров, но особенно коз, будучи провялено, становилось красным на вид и жестким, как голландская сушеная говядина. Туземцам оно так нравилось, что сходило за лакомство, и они охотно выменивали его у нас, не зная и даже не подозревая, что это такое. Так за десять-двадцать фунтов 61 копченой говядины они давали нам целого быка или корову, или вообще то, что мы захотим.
Здесь мы заметили нечто, что показалось нам не только странным, но и важным для нас. Во-первых, мы обнаружили, что у них много глиняных изделий, и пользуются туземцы ими не хуже нашего; у них в ходу длинные, высокие глиняные горшки, которые они зарывают в землю, и хранящаяся в них питьевая вода остается свежей и приятной на вкус. А во-вторых — что каноэ у них больше, нежели у их соседей.
Тогда мы поторопились узнать, нет ли у них судов еще больше, чем те, которые мы видели, или нет ли таких у иных островитян. Они объяснили нам, что лодок больших, чем эти, у них нет, но на другой стороне острова имеются лодки побольше, — и с палубой и с большими парусами. И это заставило нас решиться обойти остров, чтобы увидеть лодки. Мы снарядились, запасшись съестными припасами для путешествия, и, словом, в третий раз вышли в море.
На это путешествие у нас ушел месяц, а то, пожалуй, и все шесть недель, при чем за это время мы не раз высаживались на берег в поисках за водой и съестными припасами, и туземцы были щедры и вежливы по отношению к нам. Но вот однажды, ранним утром, мы удивились, когда один из наших — в то время мы были в самом конце северной части острова — закричал: «Парус! Парус!» Тут мы увидели вдалеке судно. Мы смотрели на него в подзорные трубы и изо всех сил старались разобрать, что оно собой представляет, но так-таки и не поняли; ибо то не был обычный парусник, ни кэч 62, ни галера 63, ни галиот 64, и вообще не походил ни на одно из виденных нами судов.
Словом, мы скоро потеряли его из виду, так как не в состоянии были гоняться за ним. Но, судя по тому, что мы успели заметить, и по тому, что мы видели потом, это было арабское судно, ведшее торговлю с Мозамбикским побережьем 65 или Занзибаром, с теми местами, куда мы отправились впоследствии, как вы услышите.
Я не вел дневника нашего путешествия, да и вообще в то время понимал в мореходстве не более того, что требуется от рядового моряка. Поэтому не буду говорить ни о широте и долготе тех мест, в которых мы побывали, ни о том, какое расстояние мы проходили и сколько миль делали в день. Но помню я твердо, что, обогнувши остров, мы направились вдоль восточного побережья к югу, как шли к северу вдоль западного побережья.
Я не заметил, чтобы туземцы сильно разнились от тех, которых мы видели на другом берегу, цветом ли кожи, поведением ли, обычаями ли, вооружением ли, или чем иным. Они были на этой стороне берега так же добры и любезны с нами, как и те. А все же нам не удалось обнаружить каких-либо сношений между обоими побережьями.
Мы продолжали путешествие на юг много недель, хотя с частыми остановками, — когда сходили на берег за пищей и водой. Наконец, огибая выступ берега, выдававшегося на целую лигу больше, чем обычно, мы были приятно удивлены зрелищем, которое, несомненно, было столь же неприятно для тех, кто оказался участником его, сколько было приятно для нас. То был врак 66 европейского судна, выброшенного на скалы, которые в этом месте далеко выдавались в море.
Мы ясно видели, что во время отлива большая часть корабля подымается высоко над водою. Но даже и в приливы не весь корабль покрывался водой. К тому же он был расположен меньше, чем в лиге от берега. Легко поверить, что любопытство заставило нас, — благо тому и ветер и погода благоприятствовали, — подойти вплотную к кораблю. Сделали мы это без всякого труда и обнаружили, что корабль голландской стройки и находится в этом состоянии, видимо, не очень давно, раз большая часть его кормовых сооружений 67 оставалась еще крепка, и бизань 68 осталась на месте. Корма была зажата между двумя скалами и потому уцелела, а вся передняя часть судна разбита в куски.
Во враке не нашли мы ничего такого, что могло бы нам пригодиться. Но мы решили высадиться на берег и пробыть в этих краях некоторое время, с тем, чтобы постараться разузнать, что, собственно, произошло с кораблем. Надеялись мы также узнать какие-нибудь подробности об экипаже, а может быть, даже и найти на берегу кого-нибудь с корабля и тем увеличить наш отряд.
Сойдя на берег, увидели мы весьма приятное зрелище — все следы и признаки корабельной плотницкой. Там были спусковые полозья и люльки, подмостки и обшивные доски, и обрезки досок, — остатки, свидетельствующие о постройке судна. Словом, уйма вещей, явно приглашающих нас проделать то же самое. Мы вскоре поняли, что экипаж погибшего судна спасся и, переправившись, очевидно, в лодке на берег, построил себе барку или шлюп и вновь вышел в море. Мы узнавали у туземцев, каким путем отправился экипаж, и они указывали на юг и юго-запад, из чего мы легко заключили, что экипаж ушел к мысу Доброй Надежды.
Никто не вообразит, что мы были настолько тупы, чтобы не сделать тут же вывода, что сами можем спастись тем же способом. Так решили мы сперва попытаться соорудить какое-нибудь судно и затем выйти в море, а там будь, что будет.
Согласно с этим решением мы сразу же поручили нашим плотникам осмотреть оставленный голландцами строительный материал и выяснить, что из него может пригодиться нам. Среди прочего материала обнаружили они одну вещь, которая весьма пригодилась нам, и к которой я был приставлен. То был котел, в котором осталось немного смолы.
Когда мы взялись за работу вплотную, оказалось, что она и хлопотлива и трудна, так как инструментов у нас было немного, железных же изделий, оснастки и парусов не было совсем. То есть, попросту говоря, для того, чтобы что-нибудь построить, мы должны были стать одновременно кузнецами, канатчиками, парусниками и вообще заняться десятком ремесел, о которых мы знали мало или не знали вообще ничего. Как бы то ни было, нужда — мать изобретательности, и мы сделали многое такое, что прежде считали неосуществимым в наших условиях.
Наши плотники, сговорившись о размерах судна, которое они будут строить, погнали нас всех на работу: послали в лодках расщепить врак и привезти все, что удастся, а в особенности постараться привезти бизань, которая оставалась в своем гнезде. Мы — нас было четырнадцать человек — это выполнили с огромными трудностями после более чем двадцатидневной работы.
В то же время мы повыдергали много железных поделок, как-то: болтов, скрепов, гвоздей и так далее, из которых наш изобретатель, о котором я уже говорил и который теперь стал весьма умелым кузнецом,
