— А кроме зениток против них будут действовать истребители! — успокаивал кто-то.
Конечно, своими разговорами мы успокаивали самих себя, ночью было слышно, как к Москве на большой высоте летели немецкие бомбардировщики.
— Вот гад, ворчит, как кот! — тихо возмущался кто-то в темноте.
Где-то далеко били зенитки, прорезали темень ночи острые лучи прожекторов, а немного спустя все утихало. Позже нам стало известно, что при отражении первых ночных налётов в московском небе совершил свой ночной таран герой-комсомолец лётчик Талалихин, сбив вражеский самолёт. Несколькими днями позже мы услышали новую стрельбу в ближних лесах: это проводили боевые учения отряды народных ополченцев. Было слышно, как строчили пулемёты, ухали миномёты и звонко рвались мины. Ходили они и в атаки — слышно было их дружное «ура», а иногда ветер доносил лишь протяжное «А-а-а-а…»
Весь народ встал на защиту родной отчизны, все поля и перелески, русское небо и в зеленых берегах тихие реки — должны были стать могилами для обнаглевшего врага, нарушившего мирный покой советских людей, оторвавшего от родных семей отцов и сыновей, сестёр и матерей. Артековцы видели суровые лица бойцов из отрядов народного ополчения в подмосковных лесах и верили, что враг не пройдёт.
ВОЛГА-ВОЛГА
Рушились наши надежды уехать домой. Я получил телеграмму, которая пришла на имя начальника лагеря от моего отца, он спрашивал о местопребывании сына. Как мы с ребятами не рвались домой, нас не пускали, объяснив, что это небезопасно — западные области страны полыхали в огне войны и поэтому мы временно должны были оставаться в Артеке. Успокоились и наши родители, большинству из них стало известно, что дети в безопасности.
В середине июля, после обеда нам было приказано построиться на линейку. Мы немного удивились, за последнее время линейки почти не проводились, распорядок дня был далеко не крымский.
Все построились напротив входа в столовую. Из помещения вышло несколько мужчин и женщин, среди них выделялся крепкого сложения высокого роста мужчина с поседевшими висками, в фуражке защитного цвета. Его слегка прищуренные глаза внимательно смотрели на строй ребят. Заложив руки за спину, он заговорил приятным баритоном:
— Ребята, давайте знакомиться, — я ваш новый начальник лагеря Артек, звать меня Гурий Григорьевич Ястребов.
Он оглянулся назад, поискал кого-то глазами:
— Представляю вожатых нашего лагеря: старший пионервожатый Володя Дорохин! — он сделал жест в сторону молодого мужчины с небольшими залысинами, прижмуренными глазами.
— Вожатый Анатолий Пампу, или просто — Толя! — весело произнёс он, показав высокого красивого брюнета с курчавой головой, которого ребята встречали в крымском Артеке.
— Вожатая Нина Хабарова! Вы её уже знаете, особенно эстонцы. С другими вы познакомитесь в дороге.
Прокатился шумок одобрения и тут же утих.
— Да, в дороге, — повторил Гурий Григорьевич. — Сегодня мы уезжаем!
— Куда? — выпалил кто-то.
Ястребов строго посмотрел в ту сторону и продолжал:
— Советское правительство всегда тепло заботится о вас. В условиях военного времени нам предлагают эвакуироваться вглубь страны, чтобы уберечь детей от опасностей войны. Маршрут наш пока такой: Москва-Сталинград. Будем жить большим коллективом — семья наша достигает 300 пионеров. Среди вас есть дети старшего возраста, — он осмотрел на наш правый фланг, — и есть совсем маленькие, поэтому старшие должны ухаживать за младшими, помогать им в пути, не оставлять их без присмотра, помня артековский девиз: один за всех, все за одного! Сейчас вы пойдёте в комнаты, соберёте свои личные вещи и построитесь у ворот, откуда строем пойдём на вокзал, сядем в поезд и поедем в Москву. Там выгрузим личные и лагерные вещи, парни-силачи понесут вещи, — мы заулыбались. — Им и девушки помогут! — в строю засмеялись. — На речном вокзале погрузимся на пароход и поплывём к матушке-Волге! Поняли?
— Поняли! — весело закричали ребята.
— Разойдись! — по-военному скомандовал Ястребов.
В Москву прибыли к исходу дня. Ребята снова увидели столицу.
Выглядела она гораздо суровее, нежели в начале июля: соблюдалась строгая светомаскировка, все дома в окнах были оклеены крест-накрест бумажными лентами, людей на улицах было мало.
Шли по набережной Москва-реки, слева тянулись высокие стены Кремля. Володя Дорохин шагал рядом с ребятами и скороговоркой рассказывал историю каждой башни, каждой улицы, по которой мы проходили. В нем чувствовался не только житель Москвы, но и хороший знаток истории.
Колонна часто останавливалась, ведь все вещи дети несли на себе.
К речному вокзалу пришли, когда совсем стемнело. Возле причала стоял пароход с погашенными огнями, на спасательных кругам удалось прочитать надпись — название парохода — «Правда».
Разместились в каютах нижней палубы. Сложив вещи, поднялся с Натаном на верхнюю палубу. Трап был крутой, на предпоследней ступеньке я больно ушибся коленом. Чьи-то сильные руки помогли мне подняться, строгий женский голос спросил:
— Вы почему здесь бегаете?
Я поднял глаза: передо мной стояла стройная высокая женщина в пионерском галстуке. «Вожатая!» — догадался я.
— Спасибо вам… Извините… — замялся я. — Мы не бегаем, просто шли на верхнюю палубу, — оправдывался я, ища глазами исчезнувшего Натана.
— А что у тебя с ногой? Ты расшиб колено? — заметила она.
По ноге поползла красная струйка.
— Спустись вниз, тебе сделают перевязку! — строго распорядилась она. Через несколько минут вожатая умело забинтовала рану.
Так я познакомился с пионервожатой Артека — Тосей Сидоровой, — прекрасным человеком, умелым массовиком и организатором детского коллектива. На пароходе и в дороге, вообще Тося совмещала работу вожатой, медсестры, кастелянши, завхоза, а главное — чуткой и справедливой матери многих ребятишек.
…По воде тянулась лунная дорожка, вот пароход дал, наконец, гудок, отдали концы, по воде ударили лопасти колёса, лунная дорожка заволновалась, изломалась, — пароход отходил от пристани. Интересно было наблюдать, как пароход проходил шлюзы канала Москва-Волга. Уже было далеко за полночь, но большая часть детей стояла на нижней палубе и наблюдала, как открываются ворота шлюза и пароход заходит в бетонированное ущелье, потом ворота закрываются, постепенно повышается уровень воды, открываются следующие ворота и пароход медленно движется в следующий шлюз, — и так до самого русла Волги. По реке мерцали огоньки, указывая фарватер реки, пароходы двигались с притушенными огнями, которые отражались в воде, в разные стороны по реке плыли мерцающие огоньки.
В Горьком пересели на другой — винтовой пароход — «Урицкий», и вновь великая русская река уносила артековцев на юг. Очарованные смотрители мы на живописные утесы Жигулей в самарской излучине.
Володя Дорохин рассказывал:
— Здесь когда-то были засады восставших казаков Степана Разина. И вообще, Жигули всегда прятали
