Все мы поняли, что нашему отдыху конец, и рано или поздно мы все уедем домой.
Когда прошло первое возбуждение и улеглись детские воинственные настроения, до сознания ребят стал понемногу доходить ужасающий облик начавшейся войны. По радио мы теперь внимательно слушали сообщения о боях на границе Западной Украины, в Белоруссии и Прибалтике. На Аю-Даге стояли замаскированные краснофлотские дозоры, походы и экскурсии туда прекратились. А по ночам, когда в палате разговаривали только шепотком, было слышно, как по горным шоссе гудели военные машины и танки. «На фронт идут!» — думал каждый.
Когда часть артековцев разъехалась, из остальных были образованны новые отряды, каждый получил тёплую фланелевую форму и парадную матросскую. Мы не понимали. Зачем нам выдают новую форму, когда со дня на день мы ожидали отъезда. Некоторые ребята даже письма домой написали, что скоро приедут, ждите, мол.
Теперь мы спали в других палатах на территории Нижнего лагеря, слушали морской прибой и обсуждали радиосообщения.
— Прут немцы!
— Если б на них из-за угла напасть, они бы тоже драпали!
— А кто драпает? Наши за каждый метр бьются с врагом!
— По-моему, наши с целью отступают, чтобы собраться с силами и потом ударить наверняка!
— Ясно, что ударят! Красная Армия ещё ни перед кем не отступала, сколько на нас врагов ни нападало!
Конечно, у нас была своя стратегия, свои ребячьи доктрины — не всегда правильные. Но мы оставались любящими свою Родину патриотами, преданными её интересам до мозга костей.
Я подружился с ранее незнакомыми ребятами, это были украинцы из Измаила — Миша Фаторный и Вася Заблоцкий, Слава Ободынский — из Тирасполя — из Тирашлёпа — как он говорил, улыбаясь. Его брат, Борис, был военным летчиком, и Слава волновался и переживал за него: сумеет ли он в воздухе перехитрить немцев.
Прошло несколько дней войны, а нас домой почему-то не отправляли, хотя у каждого для отъезда было всё готово.
НЕЗАКОНЧЕННЫЙ МАРШРУТ
Последними отправились в Артек ребята из Литвы и Латвии. За несколько дней до начала войны они выехали из Риги в Москву, чтобы оттуда следовать дальше, в Крым.
В купе, где ехали мальчики-лытыши, главным авторитетом был Гунарс Мурашко, серьёзный блондин, с движениями бывалого моряка. Он, действительно, не раз выходил с отцом в море на рыбацкой шхуне. Старший по возрасту, он был душой этой группы. Не беда, что он плохо говорил по-русски, в этом ему помогал рижанин Владик Сусеклис, худенький, остроносенький, с большим чувством юмора пионер. Иногда ему на помощь приходил Сеня Капитонов — пионер из Вильнюса. Отдельно от мальчиков держался рослый парень со светлой прямой прической, со спокойными движениями, он больше разговаривал с литовскими девушками — Геней Эрсловайте, Маритой Растекайте, Антосей. Это был Бенито Некрашиус, или просто — Беня. Он рассказывал о далёкой Бразилии, где он жил и откуда недавно возвратился с отцом после долгих блужданий в поисках лучшей жизни. Держался Беня по-взрослому, не любил, когда ему кто-нибудь перечил или не верил, и поэтому его слушали внимательно, иногда по-настоящему выражая своё удивление. Худенький Гриша Пайлис смешил ребят своими вопросами:
— Ты не сказал, Беня, где у крокодила голова и хвост?
Тот посмотрел на Гришу, мол, ты действительно непонятливый или готовишь новый подвох. Ответил:
— Всё на своём месте.
Гриша не унимался:
— А у него сразу оба глаза закрываются или по очереди?
— Не замечал.
— Тогда тебе надо возвратиться ещё раз в Бразилию, — с серьёзным видом констатировал Гриша.
Ребята начинали улыбаться, а Беня сердился. На шутку товарища он ответил серьёзно:
— Возвращаться туда больше я не буду, там живут только богатые прилично, а бедному человеку везде плохо. В Советской Литве теперь будут жить все хорошо, богатых не будет, бедных тоже. При Сметоне я, сын рабочего, разве мог поехать в детский санаторий? Никогда! А вот в советской стране нам такую возможность предоставили. Ясно? А насчет крокодила — обратись в зоопарк.
Латышские девочки сидели в следующем купе: из Елгавы — Аустра Краминя, и маленькая Вера Павлович, из Даугавпилса — Нина Бивко, возле них сидели Рената Кеныня, Дзидра Летскальныш, Эльза Петерсон, — они тихонько говорили о том. Что они увидят в Крыму. В стороне о чём-то горячо спорили латышские ребята Элмарс Велверис и стройный паренёк из Цесиса — Эвальд Эглитис, к ним с некоторым удивлением прислушивались литовцы Вацлав Мачулис и Митюнас. Больше всего ребят интересовало, что представляет собой Артек, ведь услышанного о нём было недостаточно для полного представления об этом сказочном пионерском лагере.
Ребята строили всевозможные предположения, а Мурашко говорил:
— Для меня — главное: научиться хорошо говорить по-русски, а второе — изучить комсомольскую работу, чтобы быть настоящим комсомольцем!
Москва их встретила ласковым солнышком. Многолюдьем улиц, зеленью скверов и парков. Ребята ходили на экскурсию в московский Кремль, побывали в Мавзолее и увидели Ильича, отдыхали в парке Горького, разложив на скамейках свёртки с бутербродами и мороженым. Вечером ходили в кинотеатр смотреть фильм «Свинарка и пастух».
Впечатлений было много, ребята изрядно устали и, прибыв в гостиницу, сразу улеглись спать. Завтра, в воскресенье — 22 июня — они должны были уехать в Крым поездом Москва-Симферополь.
Никто не мог предвидеть, что завтра начнётся война, которая разрушит, растопчет их детскую мечту о далёком крымском Артеке и что им предстоит проехать по стране не одну тысячу километров, и что через несколько дней в их дома ворвутся враги, а весь советский народ, вся страна поднимется на Великую Отечественную войну.
Это была последняя роковая ночь, которая разделила две эпохи — довоенную и военную.
Никто не знал, что ожидает спящих ребят впереди…
ПРОЩАЙ, КРЫМ!
Пришла пора проститься с солнечными крымскими берегами. Первого июля были поданы автобусы в Нижний лагерь, лишь тогда нам стало известно, что мы уезжаем.
— Куда? — интересовались мы у вожатых. Они отвечали не совсем определенно:
— Пока — в Москву, оттуда часть уедет домой, а куда остальные — там скажут.
Мы знали, что часть ребят уехала домой на третий день войны. Но не знали подробностей. Спустя
