— Ну, как ты, Юра? — наклонился я к нему.
— Понимаешь, камешек из-под ноги сорвался — меня и потянуло вниз. Если бы не этот куст — искал бы ты меня в море, — морщился он от боли.
Я помог ему подняться:
— Пошли потихоньку!
Но друг не мог идти, болела разбитая нога. Он похромал немного, потом сел на камень:
— Дальше не могу!
— Давай я тебя осторожно понесу!
— Ну что ты, я ведь большой, — скромничал он.
— Ничего, я сдавал нормы комплекса ГТО и ГСО, знаю, как таких потерпевших переносить на себе! Давай!
Юра недоверчиво смотрел на меня, но я настойчиво отдал ему фотоаппарат, осторожно взвалил его на плечи и медленно пошёл берегом. Несколько раз приходилось отдыхать. Юра повеселел, начал даже напевать какую-то мелодию.
На технической станции сдали свой материал, Юре сделали перевязку, и он самостоятельно ковылял рядом, наотрез отказавшись от «дешёвого транспорта». Шли дорожкой сада. За низкой изгородью на рядах груш виднелись дозревающие увесистые плоды, зеленели гроздья винограда.
— Юра, ты пробовал виноград?
— Пробовал ещё маленьким, отец привозил.
— А я свежего никогда ещё не ел, — признался я товарищу.
— Большая забота! Пойди и попробуй! Никого же не видно.
— Да ну, нехорошо как-то…
Хотя на самом деле я был не против попробовать эту диковинку, которая вот рядом хвасталась своими витаминами, выставив грона. Все запреты отступили на задний план, я не смог удержаться от соблазна, быстро перемахнул через изгородь, подбежал к кусту и сорвал небольшую гронку и возвратился назад.
Оторвал половину Юре:
— Пробуй!
Оба громко чавкали сочные, ещё зелёные ягоды, кривляясь, как среда на пятницу.
— Даже Москву видно! — шутил Юра.
Возвратились в отряд как раз вовремя: сигналист проиграл на обед, после которого начинался мёртвый час или абсолют, — то есть обязательный сон для всех. После утомительного похода я быстро уснул. Когда после подъёма пошли на полдник меня позвали к старшей пионервожатой. Я не мог догадаться, зачем я ей понадобился. В кабинете посторонних не было. Галя сидела за столом и что-то писала.
— Подойди поближе! Вот нам довелось увидеться вторично сегодня!
Я вопросительно передёрнул плечами.
— Рассказывай, что сегодня делал после завтрака.
— Ходил на детскую техническую станцию.
— С кем?
— С Юрой Зубовым.
— А потом?
— Ходили с ним к Аю-Дагу на фотосъёмку.
— Дальше!
— Потом он неосторожно спустился по склону и ушиб ногу.
— Сильно?
— Да, он не мог сам идти.
— Ну, и как?
— Помогал ему.
Галя внимательно посмотрела, будто открыла что-то новое.
— Ну, а дальше?
— Пришли в отряд, пошли на обед, легли спать.
— Обожди, обожди. А перед обедом?
— Так я же сказал, — недоумевал я.
— Уточни, что делал перед обедом?
Я задумался, склонил голову. «Так, ясно. Кто же это разболтал об винограде? Неужели кто-нибудь видел? А если — Юра?» — вдруг пришла мысль. — «Наверное, он!» — констатировал с изумлением.
— Вспомнил…
— Что именно?
— Я без разрешения вырвал гронку винограда.
— Где?
— Да вы же всё знаете, — в саду.
— Как же ты туда попал?
— Перелез через изгородь, — ещё ниже опустил я голову.
— Ну, а потом?
— Ну, потом мы его с Юрой съели… Я ещё никогда в жизни его не пробовал, — оправдывался я.
— А если бы каждый пионер вырвал по гронке? Что было бы?
Я стоял, низко опустив голову, меня жёг стыд, поднималась обида на себя, на Юру.
— Тогда бы ничего в саду не осталось! — продолжала Галя. — ты откуда прибыл в «Артек»? — поинтересовалась вожатая.
— С Полтавщины.
— Как учился?
— Отличник…
— Вот видишь! А поведение?
— Было как будто хорошим, был членом учкома, старостой класса.
— Ну, вот видишь, а здесь ты — первый нарушитель.
— Почему же первый? Я осознаю, что сделал неправильно, но я никогда не буду самовольничать. «А Юра мне больше не друг» — подумал про себя.
— Твой поступок заслуживает того, чтобы о нём сообщить родителям! — прозвучало, как приговор.
Я молчал. Представил себе, как дома узнают о злополучном винограде, как мама будет плакать, а мои учителя разочарованно покачивать головами, мол: «Вот как ты нас подвёл!»
— Простите, я больше никогда не нарушу дисциплины и режима лагеря! — с мольбой в голосе произнёс я. Чувствовал, как мои щёки пылали жаром.
— Ну, хорошо, попробую поверить тебе. Можешь идти!
Я долго не мог придти в себя, сознавая свою вину, и в то же время был недоволен Юрой, а он после этого случая стал несколько сторониться меня. Но потом всё забылось, улеглось, и мы снова стали друзьями.
ОТКРЫТИЕ ЛАГЕРЯ
Каждый день был солнечным, воздух — прозрачным и ароматным, в нём чувствовался запах крымской сосны и роскошных магнолий, моря и ещё чего-то — приятного и освежающего.
По этому поводу главный врач лагеря Кабанов шутил:
— У нас можно на несколько килограммов поправиться, за счёт одного только воздуха!
