Ее тело уже поняло все, и это выражение благоговейного ужаса в расширенных зрачках. Она поняла, что он начинает брать ее по-настоящему.
Флинт приподнялся на локтях, чтобы видеть перемены эмоций на ее лице.
Он хотел бы продолжать вечно, вечно чувствовать этот ее жар, эту влагу...
Всегда, всегда...
Он чувствовал приближение, он хотел заставить себя остановиться, чтобы отшвырнуть себя от точки высшего наслаждения, продлить удовольствие, но не мог.
Один взгляд на ее возбужденные соски, на грудь. Нет, он не смог.
Флинт вошел в нее еще раз, другой – его наслаждение достигло высшего накала, охватило его, опустошило до той степени, когда он не мог больше ничего дать... Флинт готов был бушевать от ярости, что все это кончилось так скоро.
Затем он взглянул в ее блестящие глаза и почувствовал нежное подрагивание бедер. Флинт прижался к Дейн, вонзился в нее в последний раз, чтобы отдать свое тепло и свою твердость.
О да, он нашел опять эту точку, и Дейн застонала, схватила его за мускулистые плечи, чтобы отдать себя целиком под ласковые нашептывания одобрения...
– Раскинь ноги пошире, сладкая, иди ко мне, иди, не держи ничего в себе, давай, сладкая...
И она пришла, оно пришло, в жаркой волне, прокатившейся по телу. На этот раз не было взрыва, не было фейерверка, лишь медленное соскальзывание вниз, приятное ощущение тепла, исходящее из центра ее существа.
Вместе с ним, вот так...
...да...
Теперь она знала.
– Мы можем оставаться здесь весь день, сладкая моя.
Она тоже могла быть надменной, как королева.
– Я так не думаю, мистер Ратледж. Я думаю, с нас вполне довольно.
Дейн снова почувствовала себя Изабель.
– Что ты имеешь в виду под этим «вполне довольно»?
Она лучезарно улыбнулась.
– Довольно, на сегодня.
– Черт побери, девчонка! Ты ничего не знала об этом до сегодняшнего дня. Могла бы быть и поблагодарнее. Я потратил на тебя немало времени.
– Черта с два дождетесь от меня благодарности! Человек должен трудиться, добывая свой хлеб. Если ты меня хотел, тебе надо было потрудиться. Я этого стою, сладкий.
– Возможно, возможно. Все равно ты неблагодарная сучка...
– Держите, мистер Ратледж, мою подачу: я благодарна за то, что узнала силу своего пола... – Дейн отошла от него, поджав губы. – И силу желания мужчины. Вы меня весьма просветили в этом вопросе. А все остальное, как мне показалось, я усвоила самостоятельно.
Она открыла дверь на веранду и вышла на свежий воздух. Там, в дальнем углу, валялась плеть. Дейн медленно нагнулась, намеренно предоставляя Флинту роскошный обзор.
– Увидимся, мой сладкий, – бросила она через спину.
– Возможно, – пробурчал он.
– Все верно: возможно. Когда-нибудь. После дождичка в четверг.
– Тебе захочется чего-то большого и твердого между ног, Изабель, и нигде в другом месте ты этого не получишь...
– Может, и так, – пробормотала она и величавой походкой отправилась прочь – за угол веранды, подальше от его глаз.
– Ты придешь, – пробормотал Флинт, опираясь на перила и глядя ей вслед. – Теперь, когда ты все узнала, ты точно придешь, и тебя ничто не остановит.
Гарри принудил Дейн нанести визит семейству Пайпс, живущему в поместье Ля-Бруссар.
Шаг был весьма предусмотрительный. Будучи в гостях, Дейн, в силу полученного воспитания, просто не могла поставить Гарри в неловкое положение. А значит, она могла бы произвести хорошее впечатление на потенциального ухажера.
Звали его Тевис Пайпс. Он был высок, темноволос, с глазами навыкате и полными, сочными губами – губы были самой отличительной чертой его внешности.
Теперь, вооружившись новым знанием, Дейн, глядя на него, то и дело задавалась вопросом, каково это – целоваться с мужчиной с такими губами.
Впрочем, они были слишком толстыми и мокрыми, и на нижней губе у него постоянно висела сигара, да к тому же возможность поцеловаться с ним ей бы все равно не представилась: он обращался с ней так, будто она была эдаким тепличным растением.
Мать Тевиса была близкой подругой покойной матери Дейн и всегда относилась к ней ласково. Честно говоря, девушке было приятно встретиться с Тевисом, хотя жить в их доме ей не слишком хотелось. Она
