Бринн кивнула.
— Спасибо вам еще раз, — сказала она, похлопав по своему рюкзаку.
— Подумайте над тем, что я вам сказал, — посоветовал ей Манкевиц. — Создается впечатление, что и вы, и ФБР, и все остальные ищете не в том месте.
— Или, — добавил субтильный человечек, потягивая колу, словно дорогое, выдержанное вино, — думаете не о том человеке.
Лента полицейского оцепления, окружавшая террасу перед входом, порвалась, и ее обрывки болтались на ветру, как тощие и длинные желтые пальцы.
Бринн не была у загородного дома Фельдманов на Лейк-Вью с той самой ночи, то есть уже почти три недели. Странно, но при свете дня дом выглядел более запущенным, чем во мраке. Стены были покрашены неровно, и краска местами облупилась. Углы казались слишком острыми. Жалюзи и шторы неприятно темного оттенка.
Она подошла к месту, где стояла тогда рядом со своей машиной, задыхаясь от страха, но с пистолетом наизготовку, и ждала, чтобы Харт поднялся из-за кустов, став мишенью для выстрела.
От этого воспоминания ее мысли легко перескочили к отчету школьного психолога, который вручил ей Манкевиц. Теперь он уже действительно был измельчен и сожжен в мангале на заднем дворе ее дома. В бумаге, составленной доктором, происшествие описывалось очень близко к тому, что случилось на самом деле.
Так совпало, что это тоже было в апреле. Она вспомнила, как испуганно смотрела на Кейта, который только что вернулся после долгого патрулирования и сидел в кухне, постепенно распаляя в себе злобу. Она и сейчас не знала, какая искра вызвала взрыв. Что-то, связанное с тем, как она тратила деньги. Быть может, в тот раз не туда сунула счета.
Словом, какой-то пустяк. Это всегда начиналось по самому ерундовому поводу.
Но ссора надвигалась с угрожающей быстротой, и глаза Кейта наливались сумасшедшим гневом, так пугавшим ее. Настоящее наваждение. Он говорил сначала тихо, потом в голосе появились истеричные нотки, перешедшие в крик. И Бринн сказала худшее, что могла произнести в подобный момент:
— Успокойся. Тоже мне — проблема.
— Не проблема?! Я целый день пахал как проклятый! А где была ты? Штрафы за неправильную парковку выписывала?
— Успокойся, — повторила она, хотя сердце уже заходилось в груди, а рука непроизвольно тянулась, чтобы прикрыть подбородок.
И тут его прорвало. Он вскочил на ноги, перевернув стол, разметав лежавшие на нем счета и бумаги по всей кухне, и набросился на нее с пивной бутылкой в руке. Она с силой оттолкнула его, но он успел вцепиться ей в волосы и повалить за собой на пол. Они боролись, опрокидывая стулья. Он притянул ее ближе и уже поднимал сжатый кулак.
Она отчаянно кричала:
— Нет! Нет! Не надо!
Огромный кулак замер на месте и опустился, потому что в их схватку влез плачущий сын.
— Уйди отсюда, Джоуи! — заорал Кейт, как всегда опьяневший не от спиртного, а от злобы. Он совершенно не владел собой, снова вздымая кулачище.
Ей хотелось только одного — увернуться, чтобы страшный удар опять не расколол ей челюсть. Одновременно ей приходилось думать о Джоуи, который оказался между ними и кричал вместе с матерью.
— Не смей делать больно маме!
А потом — бах!
Пуля угодила Кейту точно в грудь.
И снова кухня наполнилась криками ребенка. Пятилетний мальчик вытащил из кобуры матери служебный глок, но сделал это только для того, чтобы напугать отца. Однако у пистолета не было предохранителя, и выстрел могло вызвать самое легкое прикосновение к спусковому крючку.
Оружие со стуком упало на пол, а мать, отец и сын застыли, словно пораженные громом.
Дрожа всем телом, Кейт отполз в сторону, поднялся на колени, и его вырвало. Потом он потерял сознание. Бринн, охнув, поспешила ему на помощь, разорвала рубашку и увидела, как сплющенный диск из меди и свинца отвалился от кевларового бронежилета.
А потом «скорая помощь», протоколы, переговоры, уговоры…
И, конечно, невыразимое словами потрясение от случившегося.
Но все же Манкевиц и его хлипкий приятель не ведали о самом скверном. О чем она сожалела каждую минуту своего существования.
После того вечера их жизнь наладилась. До такой степени, что лучше и быть не могло.
Кейт нашел хорошего психоаналитика, прошел курс управления гневом и программу «12 ступеней». Вместе они ходили на сеансы семейной терапии. С Джоуи тоже занимался специалист.
И ни разу с тех пор они не обменялись ни единым грубым словом, ни единым прикосновением, продиктованным чем-то иным, нежели взаимной привязанностью и любовью. Они превратились в нормальную супружескую пару. Исправно посещали школьные праздники Джоуи и церковь. Анна и ее муж, отдалившиеся от них из-за Кейта, постепенно возобновили общение.
Не было больше ни вспышек злости, ни намека на скандал. Он стал образцовым мужем…
А девять месяцев спустя она попросила дать ей развод, на что он скрепя сердце согласился.
Почему она это сделала?
Часами, порой целыми днями, размышляла она об этом. Была ли это запоздалая реакция на ужас того вечера? Накопившаяся антипатия к этому человеку и смене его настроений? Или же она просто не запрограммирована на спокойную и размеренную жизнь?
«Я бы не променял свою нынешнюю жизнь ни на что другое. Взгляните на остальной мир — это же ходячие мертвецы. Они же просто трупы, Бринн. Сидят, бубнят, сердятся на что-то, показанное по ящику, хотя лично к ним оно не имеет ни малейшего отношения…»
Она мысленно вернулась к тому вечеру, когда они с Грэмом пришли из больницы, куда положили раненую Анну. И к тому, что он тогда ей сказал.
«О, Грэм, ты был прав. Во всем прав. Но у меня действительно есть долг перед сыном. Я задолжала ему очень много. Это ведь я поставила его перед необходимостью схватиться за оружие, чтобы спасти маму, хотя должна была вместе с ним уйти из того дома несколькими годами раньше.
А потом все-таки ушла, когда жизнь, казалось бы, наладилась. Забрала его у отца, горы своротившего, чтобы измениться к лучшему.
Разве могу я после всего этого не баловать своего мальчика, не защищать его? И надеяться, что он меня простит».
Снова мимолетно прикоснувшись к подбородку, Бринн поднялась по ступенькам дома Фельдманов. Официальное расследование в нем уже считалось завершенным, но двери были на замке, установленном полицией. Она набрала шифр к навешенному следователями металлическому ящику, достала ключ и вошла внутрь. Дом пропах сладковатой чистящей жидкостью и давно прогоревшими в камине дровами.
Бринн осмотрела следы от пуль и дроби, оставленные оружием Харта, Льюиса, Мишель и ее собственным пистолетом. Полы в кухне отскребли до полнейшей чистоты — ни пятнышка крови. Специальные компании зарабатывали на этом — подчищали места преступлений и несчастных случаев с летальным исходом. Бринн считала, что на этом можно было бы построить сюжет хорошего детектива: убийца работает в одной из таких компаний и так тщательно вычищает следы своих преступлений, что полиция не в состоянии найти ни малейшей улики против него.
В кухне она заметила несколько потрепанных поваренных книг — некоторые из которых были и у нее дома. Она взяла старый экземпляр «Готовим с удовольствием» и открыла на странице, заложенной красной закладкой. Фрикасе из курицы. Бринн рассмеялась. Сколько раз она готовила это блюдо. В углу страницы карандашом были сделаны пометки — «два часа» и «можно заменить вермутом».
Бринн вернула книгу на полку.
«Как сложится теперь судьба этого дома?» — подумала она.
