– Ты не мог бы сесть за руль? А то я что-то малость не в себе. Похоже, хватит с меня на сегодня.
Вестгейт, не говоря ни слова, перебрался влево, закрыл дверь водителя и завел мотор.
– Только не разгоняйся, – попросил Игорь. – Держи где-нибудь около сотни. И минут через двадцать нам пойдет колонна навстречу, ты не удивляйся.
Вестгейт кивнул, по-прежнему молча, и осторожно тронул машину с места.
– Четверо в гражданской одежде, – тихо сказал Игорь, так тихо, что Вестгейт едва расслышал. – Никаких документов. Молодые парни, наши ровесники. Ты что-нибудь понимаешь, а, брат?
– Зачем ты это сделал?! – вырвалось у Вестгейта.
– Трое были мертвы, один в коме. Уверяю тебя, он бы никогда не проснулся. А клякса… Понимаешь, я должен был это сделать. Она нас выручила, а я – ее. Если кто-то узнает, что она действительно живая, разумная – ей конец. Я когда думаю о второй, о той, которую убили…
– Как это – убили? – переспросил Вестгейт.
– Понимаешь… – Игорь повозился, устраиваясь поудобнее. – Я же говорил, их было две. Одна слабенькая, она даже не шевелилась. И ее я отдал. А вот эта… Она подкатилась ко мне и потерлась о мою ногу, как щенок. Несчастный маленький одинокий щенок. И я сразу почувствовал, что отдать ее ученым на вивисекцию будет хуже убийства. Я тогда был в шоке, плохо соображал, действовал скорее инстинктивно… И спрятал ее за пазуху. И, пока мы ехали домой, слушал, как она со мной разговаривает. Не словами, конечно. Но она говорила. Она была счастлива, понимаешь? Впервые здесь, в нашем мире, она встретила человека, который мог относиться к ней как друг. Естественно, я не смог ее отдать. Это случилось два года назад. С тех пор мы вместе… Вот. На Службе знают, что она у меня. Но до них не доходит, что та клякса, которую они сдуру угробили, и моя приятельница – совершенно разные существа. И я им не дам этого узнать. Когда нынешний кризис рассосется… Хотя не знаю. Может быть, вместе с кризисом рассосется и Служба.
– А откуда ты знаешь, что вторая э-э… мертва?
– А мне эта сказала. – Игорь машинально прижал руку к груди, к тому месту, где во внутреннем кармане отдыхал, набираясь сил, теплый черный комочек. – Буквально три дня назад. Я пришел со Службы и увидел, что она страшно расстроена. Спрашиваю, в чем дело, а она… Черт, извини, я так говорю, как будто она действительно словами изъясняется. В общем, ту, другую, сунули под какое-то жесткое излучение, и она распалась. Я думаю – ну все, конец, завтра ко мне Королев подойдет, и как выкручиваться, совершенно непонятно. Но Королев не подошел. Я теперь понимаю, что кризис тогда уже начался, и им было не до кляксы, им важнее всего было не вывести меня из равновесия. И слава богу. Потому что тогда все могло обернуться как-нибудь нехорошо. А теперь я ее просто не отдам. Не отдам, и все. Правда? – спросил Игорь, и Вестгейт понял, что он сейчас обращается к кляксе. – Правда. И катитесь вы все, господа хорошие, к чертовой матери…
Вестгейт закурил и в раздумье забарабанил пальцами по мягкому ободу руля.
– Слушай… – Он подумал секунду и решился сказать о главном, о том, что еще не было сказано и чего, судя по всему, Игорь опасался не меньше, чем он сам.
– Слушай, – повторил Вестгейт уже увереннее. – Ты понимаешь, что там, в машине, были не те, кто якобы гоняется за мной?
– Разумеется, – ответил Игорь совершенно без выражения.
– Ты можешь предположить, что это значит?
– Могу. Но ты мне не поверишь.
– То есть?
– Ставлю десять против одного, что, когда мы приедем к Мэксу, нам снова пощекочут нервы.
– И что? – Вестгейт мучительно пытался сообразить, что Игорь имеет в виду, но пока не мог.
– Если разбить все время с момента нашей встречи на логические этапы, ты заметишь, что на каждом этапе мы получали крепкий удар по психике. Либо шокирующая информация, либо чрезвычайное происшествие.
– Согласен. Но… Ведь не все, что с нами случилось, было заранее спланировано.
– Но все было на руку тому, кто нас ведет. Согласись. Вот я и говорю, что, пока не доедем, нас обижать больше не будут. А то, не ровен час, впадем в истерику. Окончательно потеряем самообладание, и то, чего от нас хотят добиться, не произойдет. Мы не сможем этого сделать, потому что будем от переживаний еле живы. Мы же не оперативники, нас не тренировали на такой безумный стресс…
– Если ты что-то хочешь мне сказать, то говори, – сказал Вестгейт жестко. – Не надо меня готовить.
– А я просто еще не знаю. Но у меня совершенно четкое ощущение, что нас хотят заставить сделать что-то такое… О чем мы пока и не подозреваем. И тот, кто давит нам на мозги, – это Служба.
Вестгейт задумался. Ему пришло в голову, что выкладки Игоря логичны только на первый взгляд. На самом деле это была чистой воды научная фантастика самого низкого пошиба. Игорь просто не разбирался в тонкостях программирования человеческой психики. Хотя… Вестгейт недовольно сморщил нос. «Нет. Я просто все время поддаюсь его обаянию. Он какой-то… жутковатый и удивительно родной. И, между прочим, нормальный. Время от времени он ведет себя как псих, но на самом деле он в порядке. И мне очень тяжело относиться к нему свысока, анализировать его слова и поступки с позиции старшего. Ему хочется верить. И я верю, потому что это естественно. И вообще, может он знать о Службе такое, чего не знаю я? А ведь может…»
– У тебя есть опыт гипноза? – прервал Игорь размышления брата.
– Что? – удивился Вестгейт.
– Понимаешь… – начал Игорь осторожно. И Вестгейт услышал, что он боится того, что хочет сказать. А Игорь надолго замолк.
– Тебе кажется, что с тобой происходит что-то необычное? – спросил Вестгейт «фирменным»
