Нежные ноты растаяли в воздухе под отдаленные хлопки аплодисментов.
– Да найдет мое сердце успокоение в твоем, – медленно повторил он. – Ты понимаешь это… моя дорогая?
Она посмотрела на него, и ее глаза заволокло слезами.
– Да, я понимаю, но… – она разрыдалась, вскрикнув от испуга. Она узнала позади легкие шаги еще до того, как услышала голос, дрожащий от гнева.
– Ничего себе, прелестнейшая сцена, – сказал Аарон. Он стоял рядом с окаменевшим лицом. – И кто же эта персона, с которой я нашел тебя флиртующей по закоулкам, как уличная девка?
Капитал побелел, как мраморная ваза позади него; рука его взметнулась к рукоятке шпаги, но он сказал ровным тоном:
– Я Меривезер Льюис из первого пехотного полка. – Он шагнул вперед и, повернувшись спиной к Аарону, как если бы того не существовало, мягко добавил, обращаясь к Тео: – Есть два человека, которые называют меня Мерни, люди, которые для меня значат многое. Будешь ли ты меня называть так же?
Она не решилась ответить, ее охватил страх при виде бешенства, отразившегося на лице отца.
– Отец… нет… пожалуйста… – Она услыхала свой истерический крик и закусила губу. Это была ошибка, не то. Нужно добиться взаимопонимания между этими двумя людьми. Аарон любит ее; она должна как-то убедить его.
Она собралась с духом и заставила себя усмехнуться почти естественно.
– У тебя нет причины, чтобы сердиться, папа, – быстро сказала она. – Капитан и я встретились здесь случайно. Он даже не знает моего имени…
– Ах так? В таком случае мне доставит удовольствие сообщить ему. Сэр, я – Аарон Бэрр, а это – моя дочь Теодосия. Она помолвлена с мистером Элстоном. Поэтому у нее есть два человека, которые будут счастливы отстаивать ее честь и доброе имя, которые она сама, по-видимому, ценит недостаточно.
Капитан Льюис поклонился.
– К вашим услугам, – холодно сказал он. – Но чести и доброму имени вашей дочери ничто не угрожает. Правда, я не знал, что она помолвлена, но все же, знай я это, – все равно искал бы любой возможности, чтобы поговорить с ней.
Аарон заметил, что Тео задохнулась, и увидел ее перепуганные глаза. Его ярость пропала. Ему стало совестно, что он позволил себе так разгневаться. Он давно уже понял, что в гневе нельзя быть хозяином положения. Пока преимущество было на стороне этого долговязого хладнокровного парня.
И тогда он совершил один из своих потрясающих поворотов, решив использовать всю мощь своей магической силы.
– Ладно, капитан Льюис, видимо, я переусердствовал. По чести говоря, вы должны признать, что ситуация была неординарная. И все же я хочу сделать скидку на молодую горячую кровь. Вполне естественно, что солдату просто приятно поволочиться за хорошенькой дамочкой.
Льюис не отступил; он окинул Аарона презрительным взглядом.
– Спросите вашу дочь, так ли это просто.
Аарон быстро продолжал:
– Мне не требуется спрашивать свою дочь. Я очень хорошо знаю, что она уже сожалеет о минуте безумия, которое ее охватило по молодости, и желаю вам приятного сентябрьского вечера.
– Полковник Бэрр, я много наслышан о вас. Я друг Джефферсона. Я слышал, что вы абсолютно беспринципный и обуреваемый корыстными интересами человек. Мне не внушала доверия ваша репутация, как не нравились и слухи о закулисных маневрах, дошедшие до меня даже за горами, в форте Уилинг, но я хотел бы надеяться, что меня ввели в заблуждение, поскольку у вас есть такая дочь.
Тео задохнулась. Невероятные слова: «закулисные маневры, беспринципный». И кто-то осмеливался так разговаривать с ее отцом! Неожиданно она увидела Льюиса в другом свете. Ей стало стыдно за собственное поведение. Она передвинулась к Аарону, робко дотронулась до его руки, и он, видя это, спокойно усмехнулся.
– Дорогая моя, кажется, этот неотесанный капитан позволяет себе критиковать меня. Полагаю, нам нет нужды выслушивать его мнение. Доброй вам ночи, капитан Льюис.
Меривезер Льюис не шелохнулся. Он досадовал на самого себя; проклинал свою прямоту и недостаток воспитанности. Он видел, как лицо девушки изменилось, как она отвернулась от него; она, душа которой так гармонировала с его собственными душевными движениями в течение нескольких часов.
По натуре он был сдержан и внешне даже холоден. Большую часть своих двадцати шести лет он провел на природе, ведя суровую жизнь пограничного офицера. В нем уважали мужество и решимость, но считали его жестким и черствым. И он был таким. Только реки, деревья и горы были его друзьями. О лесе и поведении зверей он знал столько же, сколько знают индейцы.
Ни одна женщина никогда прежде не коснулась его души. И все-таки он сказал ей истинную правду, когда говорил, что мечтал о ней. Глубоко в его душе таилась склонность к мистике, унаследованная от его шотландских предков.
Когда он увидел ее там, в театре, он почувствовал, что его мечты становятся реальностью. Они смотрели друг на друга, и он видел за ее хорошеньким личиком непробужденную страсть. Он не думал тогда о любви в общепринятом смысле слова. Он не думал об этом и теперь. Но он знал, что они принадлежат друг другу; что каждый из них найдет завершение друг в друге. Она также чувствовала это, но теперь она была для него вне пределов досягаемости. Ее помолвка не удержала бы его: он привык к более простому обществу, к местам, где нет закона, где мужчина берет ту женщину, которую захочет. Все дело было в перемене, происшедшей в самой девушке.
Он видел в ней пленницу, обуреваемую желанием, нетерпеливую пленницу, которая на короткое время
