давала госпоже ни одного повода для недовольства, содержала ее одежду в совершенном порядке, повиновалась приказам быстро, но с каким-то неуловимым вызовом и угрюмостью. До одного мартовского дня.
Младший брат Джозефа, Джон Эш, только что женился на девушке из Санти, Салли Мак-Ферсон, и привез ее в Вэккэмоу. Полковник Вильям, согласно обычаю, подарил своему сыну плантацию Хэгли, и молодая пара обосновалась там.
Здоровье Тео помешало ей присутствовать на свадьбе, и они с Джозефом отправились в тот мартовский день засвидетельствовать молодоженам свое почтение. Тео сразу понравилась ее новая золовка. Ее смех, кудри и живость напомнили ей о маленькой Кэти Браун. Примерно на час она забыла о своих неудобствах и смеялась вместе с Салли. Они шептались и шутили, как восемнадцатилетние, кем собственно обе и были.
Но к пяти часам Тео почувствовала усталость. Ее настроение упало. До родов оставалось два месяца, и она с трудом скрывала свои физические страдания. Она ненавидела свое тело, которое распухло и стало тяжелым. Она могла бы вынести и боли в спине, и головокружения, если бы не частые депрессии. Они наплывали на нее, как массы густой черной дымки, душа ее и превращая жизнь в бесконечную серую пустыню.
Эта чернота опустилась на нее и сейчас, и Тео неуклюже поднялась на ноги, бормоча извинения Салли. Она хотела только одного: оказаться дома в своей собственной комнате, на своей мягкой софе.
Салли была очень озабочена и хотела позвать Джозефа. Оба брата ушли на плантацию Джона осмотреть рисовые всходы на дальних полях.
– О нет, – запротестовала Тео, пытаясь улыбнуться. – Пожалуйста, не зовите его. Помпи ждет и может отвезти меня домой, а затем вернуться за Джозефом.
Салли неохотно согласилась. Она была обеспокоена. Теодосия выглядела плохо и была такой бледной. Было трудно поверить словам Джона Эша, что эта бедная девушка несколько месяцев назад была необычайно хорошенькой. Однако в таком положении всего можно ожидать, и нужно прощать такие неожиданные капризы, как возвращение в Оукс до того, как мужчины закончили свои дела.
Никто в Оуксе не ожидал такого скорого возвращения Тео, и дом казался покинутым и очень тихим. Даже Кафи, маленького мальчика-посыльного, чьей обязанностью было открывать парадную дверь, нигде не было видно.
Тео с трудом поднялась наверх. Ее лайковые туфли бесшумно ступали по ковру, когда она шла по площадке к своей комнате. Подойдя ближе, она заметила, что дверь ее комнаты открыта. Тео вспомнила, что приказала сегодня держать дверь закрытой, так как день был необычно прохладным, и она хотела, чтобы комната сохранила все тепло от маленького камина. Но слуги никогда ничего не помнили больше десяти минут. Тео взялась за ручку и распахнула дверь.
Раздался резкий звук, быстрое движение. Тео испуганно вскрикнула и вцепилась в ручку. Венера столкнулась с нею, попятилась к длинному позолоченному зеркалу, перед которым до этого красовалась. Глаза девушки расширились от страха и ненависти. Она с вызовом откинула голову, хмуро глядя на хозяйку, но подняла руки высоко к груди, пытаясь скрыть что-то.
Тео не сразу осознала значение этой картины. Затем она тяжело задышала. Ее взгляд медленно сфокусировался на Венере, и тут она поняла.
– Ты надела мое платье! Мое платье, – задыхаясь, прошептала она.
Это было даже не платье, а белый, расшитый золотом наряд, который она надевала в свой день рождения в Ричмонд-Хилле! Этот прекрасный наряд она так любила, что никогда не носила с тех пор, а хранила его завернутым в ткань в кедровой коробке! Она закрыла глаза от головокружения: темные коричневые руки и коричневая колонна шеи на фоне белизны этого платья – это было ужасно. Тошнота подступила к горлу, ее лицо исказилось.
– Сними его, девка! – задохнулась она, ее руки сжимались и разжимались на дверной ручке.
Венера не двигалась, ее тонкий рот изогнулся, щеки пылали темно-алым. Тео метнулась вперед:
– Что у тебя на груди, что ты прячешь?
На секунду девушка съежилась, крепко сжав руки у горла. Затем ее подбородок вздернулся, губы разжались в злобной улыбке. Она опустила руки – на ее темной груди ярко сверкало бриллиантовое ожерелье Аарона.
Ярость захлестнула Тео. Если бы она могла убить, она бы сделала это. Ударив Венеру по лицу маленькими распухшими кулачками, она потащила ожерелье с такой силой, что застежка разорвала коричневую плоть.
– Ты подлая! Я ненавижу тебя, я ненавижу тебя! – Ее голос надорвался, комната закружилась вокруг, и она упала на пол, головой вперед, прижимая ожерелье к щеке.
Слуги нашли ее лежащей там, съежившейся и неподвижной. Они испугались и осторожно перенесли ее на кровать.
Когда Джозеф вернулся домой, она была в сознании, но ее мучили сильные боли. Джозеф сидел на кровати и нервно поглаживал ее руку. Он был обеспокоен и расстроен и не мог понять, что произошло, пока Феба, повариха, вертевшаяся рядом, не заметила с мрачным удовлетворением:
– Похоже, что ребенок на пороге, хозяин. Вам лучше послать за мома Кло в Клифтон. Миссис очень плохо.
Джозеф вздрогнул:
– Ты думаешь? Пошли за Помпи немедленно, скажи ему, пусть мчится в Клифтон. Скажи ему…
Тео открыла глаза.
– Нет, Джозеф. – В ее шепоте было такое отчаяние, что это остановило его. Он неуверенно повернулся к ней. – Я не рожу сейчас. Нет. Не раньше мая, когда папа будет со мной.
Феба хихикнула, пожав своими толстыми плечами:
– Вы не можете остановить его, миссис, когда он хочет прийти.
