поговоришь с ним, то поймешь, как ты заблуждаешься.
Бедный ребенок, подумал он. Она верит, что ее отец-чародей, который способен заворожить его. Он грустно улыбнулся ей.
– Если хочешь, я поеду. Но это ничего не даст.
Она быстро одела плащ, завязывая коричневые ленты под подбородком.
– Он сейчас там… в заключении. Вызови, пожалуйста, экипаж. Это недолго. Меня знают и пропустят.
Он молча подчинился, уже жалея о согласии.
Вдвоем они прошли мимо любопытных охранников. Тюремщик, рассевшийся на стуле у двери камеры Аарона, любезно ее приветствовал:
– Добрый день, миссис Элстон. Что-то вы рано. Он не ожидал вас в это время. А кто этот джентльмен?
– Мой друг, – кратко ответила она. – Я ручаюсь за него. Мы ненадолго.
Он отдал честь и отпер дверь. Аарон, как всегда, сидел за письменным столом. Но поза была совсем необычной. Он положил голову на руки, чего она никогда не видела. Он казался побежденным и старым.
Тео инстинктивно вскрикнула от боли за него, и он вскинул голову. Но когда он увидел ее спутника, в глазах его вспыхнул злой огонек. Он вскочил, и лицо его выражало теперь вызов и легкое презрение.
– Что за честь! Так вы пришли в себя, мадам, после вашего недомогания в суде? Хотя, вы, кажется, все еще слабы и нуждаетесь в спутнике?
Ее испугал яд в его словах. Человек, который всегда контролировал свои чувства, не должен был сейчас проявлять враждебность. Он всегда недолюбливал Льюиса, но она не представляла себе всей силы его ревности. Да и откуда ей знать, он ведь этого никогда не показывал.
Но Мерни все понял. Оказывается, на деле ничего не изменилось со времени их первого столкновения в Воксхолл-Гарденс. Тео стояла между ними, не зная, что делать, физически ощущая их ненависть друг к другу. Она слишком поздно поняла, что глупо было приводить Льюиса сюда, не предупредив отца. Как могла она сказать ему теперь: «Отец, покажи ему свое великодушие и благородство. Пусть он поймет, что ты не способен на злое дело. Склони его на свою сторону своим золотым красноречием, как склонил многих?»
Аарон снова уселся.
– Так за что я удостоен такой чести? Вы, сударь, явились сюда поглазеть на достопримечательного узника или просто не можете ни на минуту оставить миссис Элстон?
– Нет! – воскликнула Тео. – Не надо так говорить! Капитан Льюис считает, что он должен дать какие-то показания. Но я знаю, если бы он поговорил с тобой, ты мог бы убедить его, что его дезинформировали.
– Меня не интересуют какие бы то ни было показания этого джентльмена.
– Но это может повредить тебе! Он губернатор и друг Джефферсона, присяжные будут прислушиваться к его словам.
Аарон вдруг яростно обрушился на нее.
– И ты тоже прислушиваешься к его словам, моя милая? Конечно, слушать этого губернатора и друга Джефферсона куда приятнее, чем жалкого изменника, императора без империи, убийцу Александра Гамильтона и так далее. Тебе следует, в самом деле, как-то пристроиться к хвосту этой новой кометы. Какая неприятность, право, что ты замужем! Хотя, имея терпение и соображение, можно преодолеть и это препятствие.
Она съежилась, схватившись за спинку стула. Мерни, бледный от негодования, повернулся к ней:
– Как ты можешь до сих пор боготворить такого человека…
Но она, не замечая его, смотрела на отца. Как ему, должно быть, сейчас больно и как он несчастен! Он ведь никогда прежде не был к ней несправедлив. Неужели он подумал, что она могла его оставить? Она со страхом и болью вспомнила, каким беззащитным предстал он перед ними, когда они вошли. Нет, он не должен быть таким! Всегда он должен быть сильным, несгибаемым. Все остальное неважно.
До нее, наконец, дошли слова Мерни. Она посмотрела на него так, словно он был наглым чужаком.
– Я предпочла бы не жить, чем не быть дочерью такого человека, – ответила она спокойно.
Аарон порывисто вздохнул. Теперь на его лице было написано торжество, легкое смущение и благодарность. Она подошла и стала на колени рядом с ним.
Мерни в изумлении наблюдал за ними. Такая любовь была ему непонятна. Но в эту унылую камеру она принесла красоту. И ведь любовь бывает разной, его ли дело судить?
– Ты победила, моя Теодосия, – пробормотал он. – Пусть судьба твоего отца решается без меня, – он тихо постучал в дверь.
– До свидания, – сказал он, поглядев на встревоженную Тео, и грустно улыбнулся. – Не беспокойтесь, вечером я уезжаю из Ричмонда.
XXV
Процесс продолжался в знойные августовские дни. На неделю появлялся Джозеф, угрюмый и плохо себя чувствовавший. Он пытался уговорить Тео сразу уехать, но она не послушалась, и даже, странным образом, словно не замечала его. Он снимал комнату неподалеку от нее, они даже не ужинали вместе, когда она была не с отцом. Она вежливо беседовала с ним о том, о сем, даже поблагодарила за приезд, но он не чувствовал с ее стороны какого-то определенного отношения к себе. В этом не было враждебности, просто отсутствовали эмоции.
