хорош.
На лице Джонаса одновременно отражались сочувствие и неодобрение. Эта странная смесь вдруг насторожила Эрика Свитсента.
— Если бы, например, у меня самого отказало сердце — а так наверняка скоро и случится, — то я бы, пожалуй, не поспешил к тебе. Ты слишком занят своими личными делами, живешь ради себя, а не ради планеты. Господи, неужели ты не помнишь, что мы ведем войну не на жизнь, а на смерть? И проигрываем! Каждый чертов день нас стирают в порошок!
Эрик понимал, что это правда.
«К тому же наш командующий — больной ипохондрик, лишенный присутствия духа. Корпорация “Меха и красители” — один из тех огромных промышленных комплексов, которые служат ему опорой, удерживая Моля у власти. Без близкой дружбы со столь высокопоставленными особами, как Вирджил Эккерман, Джино Молинари давно бы уже лишился поста, лежал бы в могиле или догнивал где-нибудь в доме престарелых. Я это знаю. И все-таки личная жизнь должна продолжаться. Ведь я не по собственной воле впутался в семейные дела, вошел в клинч с Кэти. А если ты считаешь, что на самом деле все иначе или было иначе, то все из-за того, что ты болезненно молод. Тебе не удалось перебраться из страны юношеской свободы в ту, где живу я, с женщиной, которая превосходит меня во всех отношениях, финансовых, интеллектуальных и даже сексуальных. Да, и это тоже!» — думал он.
Прежде чем покинуть здание, доктор Эрик Свитсент заглянул в Ванны, посмотреть, не появился ли на работе Брюс Химмель. Тот и в самом деле стоял возле огромной корзины, полной дефектных «Ленивых Рыжих Собак».
— Переработай обратно, в исходную массу, — сказал Джонас Химмелю, который широко улыбнулся своей обычной кривой бессмысленной улыбкой, когда младший Эккерман бросил ему один из бракованных шаров, сходивших с конвейера корпорации вместе с другими, предназначенными для встраивания в системы управления межпланетных кораблей.
— Знаешь, — обратился он к Эрику. — Если взять с десяток этих управляющих систем, причем не испорченных, а тех, которые отправляют в коробках в армию, то окажется, что время их реакции за последний год или даже полугодие увеличилось на несколько микросекунд.
— Значит ли это, что снизились наши стандарты качества? — спросил Эрик.
Подобное казалось ему невозможным. Продукция корпорации была крайне важна. От этих шаров величиной с человеческую голову зависел весь ход военных действий.
— Именно. — Джонаса это, похоже, не особо волновало. — Поскольку мы отправляли в брак слишком многие из них, и они перестали приносить прибыль.
— П-порой я мечтаю о том, чтобы вернуться к марсианскому гуано, — заикаясь, пробормотал Химмель.
Когда-то корпорация занималась переработкой экскрементов марсианских летучих мышей, что принесло ей первую прибыль. Потом фирма смогла вложить средства в другое, намного более прибыльное внеземное существо, марсианскую амебу-копир. Это выдающееся одноклеточное смогло выжить благодаря своей способности имитировать другие формы жизни, особенно существ такой же величины. Эта способность позабавила земных астронавтов и представителей ООН, но никому не пришло в голову использовать ее в промышленных целях, пока на сцене не появился Вирджил Эккерман, знаменитый переработчик гуано летучих мышей. Он показал амебе дорогую меховую накидку одной из своих тогдашних любовниц, и та в точности ее воспроизвела. Перед Вирджилом и девушкой появились две норковые накидки. Однако амебе в конце концов наскучило быть мехом, и она обрела прежний облик, последствия чего оставляли желать лучшего.
Много месяцев спустя было найдено решение: убить амебу на стадии мимикрии и погрузить «труп» в ванну с химическими закрепителями, сохранявшими ее в последней форме. Это существо не могло разложиться, поэтому в дальнейшем его невозможно было отличить от оригинала. Вскоре Вирджил Эккерман основал в мексиканской Тихуане предприятие, куда поступали всевозможные разновидности псевдомехов, доставлявшиеся с промышленных установок на Марсе. Он почти сразу же завоевал земной рынок натуральных мехов.
Однако все изменила война.
Впрочем, разве было хоть что-то, чего она не коснулась? Кто после подписания мирного договора с Лилистаром мог предполагать, что дела пойдут столь плохо? Премьер-министр Лилистара Френекси утверждал, что их союз стал теперь господствующей военной силой в галактике. Противники же, риги, уступают ему во всех, не только военных, отношениях, а потому война наверняка продлится недолго.
Хватило бы уже одних ужасов войны, размышлял Эрик. Но лишь возможность поражения, самая худшая из всех, заставляла людей задуматься, пусть и тщетно, над некоторыми прошлыми решениями. Хотя бы по поводу мирного договора, пример которого мог бы прийти в голову многим землянам, если бы их о том спросили. Но в то время с мнением своих подданных не считался ни Моль, ни тем более правительство Лилистара. Все были убеждены в том, что и мнения самого Моля тоже никто больше не спрашивал. Многие открыто говорили об этом как в барах, так и у себя дома.
Сразу же после начала сражений с ригами корпорация переключилась с торговли роскошными имитациями мехов на военную продукцию, разделив судьбу всех прочих промышленных предприятий. Невероятно точное воспроизводство системы управления космическими кораблями, «Ленивой Рыжей Собаки», стало естественным продолжением деятельности корпорации. Перемена прошла безболезненно и молниеносно.
Теперь Эрик Свитсент задумчиво стоял перед корзиной с отходами. Он, как в свое время каждый сотрудник корпорации, размышлял о том, можно ли как-то использовать эти второсортные, хотя оттого не менее сложные изделия. Эрик взял одно из них, напоминавшее весом бейсбольный мяч, а размерами — грейпфрут. С экземплярами, забракованными Химмелем, явно сделать уже ничего было нельзя, и он повернулся, чтобы бросить шар в пасть воронки, где тот превратился бы в исходную органическую массу.
— Погоди, — проскрипел Брюс.
Эрик и Джонас посмотрели на него.
— Не кидай, — добавил Химмель.
Его уродливая фигура смущенно переминалась с ноги на ногу, руки били по воздуху, шевеля длинными узловатыми пальцами.
Он, словно идиот, раскрыл рот и пробормотал:
— Я… я больше так не делаю. Один такой экземпляр как сырье стоит четверть цента, а вся эта корзина — около доллара.
— Ну и что? — удивился Джонас. — Все равно их надо…
— Я его покупаю, — пробулькал Химмель, полез в карман брюк за бумажником и смог его извлечь после долгих тяжких усилий.
— Зачем ты его покупаешь? — спросил Джонас.
— У меня все спланировано, — после нескольких мгновений томительной тишины заговорил Химмель. — Я плачу за каждую забракованную «Ленивую Рыжую Собаку» полцента, то есть двойную ее стоимость, благодаря чему фирма получает прибыль. Кто мог бы меня в этом упрекнуть? — Голос его перешел в писк.
— Никто тебя ни в чем не упрекает, — возразил Джонас, внимательно глядя на него. — Мне только интересно, зачем они тебе.
Он обернулся к Эрику, словно спрашивая его мнения.
— Я их использую, — ответил Химмель, угрюмо повернулся и, волоча ноги, направился к двери, находившейся неподалеку. — Они все мои, поскольку я заранее за них заплатил из своей зарплаты, — бросил он через плечо, открыл дверь и встал рядом с ней.
Лицо его потемнело от обиды и глубоко въевшихся следов болезненной тревоги.
По помещению, напоминавшему склад, на колесиках величиной с серебряный доллар ездили небольшие тележки. Их было не менее двадцати, и они ловко объезжали друг друга, не прекращая оживленно двигаться.
