Он всей душой ощутил этот самый счастливый момент своей жизни.
— Но они допустили одну ошибку, — сказал он миссис Кейтельбейн. — Откуда взялся «таккер»? Это была потрясающая машина, но…
— Вы даже катались на ней однажды, — возразила миссис Кейтельбейн.
— Да, — согласился Рэгл. — По крайней мере, мне так кажется. В детстве.
Он попытался вспомнить и ясно увидел машину.
— В Лос-Анджелесе! — воскликнул он. — Приятель отца купил тогда опытный образец «таккера».
— Вот вам и объяснение, — сказала миссис Кейтельбейн.
— Но его так и не пустили в производство. Было собрано всего несколько штук.
— Но вам хотелось его иметь. Он вам очень нравился.
— А почему «Хижина дяди Тома»?
Когда Вик показал ему объявление о романе, напечатанное в рекламной брошюре клуба книголюбов, все казалось вполне естественным.
— Ведь этот роман был написан за сто лет до моего рождения.
Миссис Кейтельбейн полистала журнал и указала Рэглу на один абзац:
— Роман тоже из вашего детства. Вспомните.
В журнальной статье было несколько строчек про «Хижину дяди Тома».
И он вспомнил.
У него была эта книга. Он зачитал ее до дыр. Желтая с черным обложка, черно-белые иллюстрации. Такие же поразительные, как и сама книга. Он почувствовал ее вес, приятную шероховатость матерчатого переплета, услышал шелест переворачиваемых страниц. Увидел себя самого сидящим в тишине затененного двора, уткнувшимся в книгу. Глаза в который раз перебегали со строчки на строчку знакомого текста. Книга всегда была при нем. Она олицетворяла собою постоянство мира. Была неизменной. Вселяла чувство уверенности. Даже собственные инициалы, нацарапанные на титульном листе, казались вечными.
— Они постарались обеспечить вашу фантазию всем необходимым, — сказала миссис Кейтельбейн, — всем тем, что охраняло ваше душевное спокойствие. «Хижина дяди Тома» была неотъемлемой частью вашего детства. И вам напомнили о ней.
«Сны наяву, — подумал Рэгл. — Длящиеся вечно и отметающие все нежелательное».
— Радиоприемники нарушили бы это спокойствие, — продолжала миссис Кейтельбейн. — Поэтому их и не было. Вернее, не должно было быть.
«На какой же элементарной вещи они прокололись! — думал Рэгл. — Они постоянно забывали, что приемники в сконструированном ими мире должны были отсутствовать, и эта мелочь их каждый раз выдавала. Сложно поддерживать сон наяву, чтобы все в точности соответствовало задумке! Когда Билл Блэк сидел с нами за столом и играл в покер, он же видел детекторный приемник! И не обратил внимания! Приемник слишком обычен для нормальной жизни, поэтому Билл не насторожился. Его волновали более серьезные проблемы».
— Теперь вы знаете, — сказала миссис Кейтельбейн в своей обычной мягкой манере, — что они создали спокойное для вас и контролируемое ими замкнутое пространство, в котором вы могли продолжать работу, ни в чем не сомневаясь и ни на что не отвлекаясь. И главное, не задумываясь — правы или нет.
— Что значит «правы»? — вспылил Вик. — По-вашему, правота у тех, кто сбрасывает бомбы?
— В гражданской войне не правы все, — сказал Рэгл. — Бессмысленно пытаться разделить правых и виноватых. Все — жертвы.
В то время, когда у него еще случались просветы в сознании, — это было перед тем, как его поселили в Старом Городе, — он придумал план. Для начала собрал все свои схемы и записи, аккуратно запаковал и приготовился к отъезду. Окольными путями наладил контакты с группой лунатиков, содержавшихся в концентрационном лагере в Калифорнии. Психотропные средства, которыми их пичкали, еще не успели превратить их в сумасшедших, и ему удалось получить от них кое-какие инструкции. Было договорено, что он встретится с лунатиками, жившими в Сент-Луисе на нелегальном положении. Были определены время и место. Но на встречу он так и не приехал. Накануне назначенного дня тайная служба узнала о его связях, и он сознался. Все было кончено.
В концентрационных лагерях арестованные лунатики подвергались постоянной психической обработке. Естественно, таких слов никто не употреблял. Это называлось обучением по новой методике, освобождением человека от предрассудков, от уродливых взглядов, от невротических нарушений и навязчивых идей. Такая методика должна была помочь лунатику превратиться в полноценного члена общества.
Когда был построен Старый Город, люди, приехавшие туда и ставшие его постоянными жителями, тоже прошли подобную обработку. Но они согласились на нее добровольно. Обработку не проходил только Рэгл Гамм. Ему она в полном объеме и не требовалась. Для полного погружения в прошлое было достаточно самого легкого толчка.
«И они его произвели, — думал Рэгл. — Я сам возвращался в прошлое, а они просто следовали за мной, не выпуская из поля зрения».
— Ты раскинь получше мозгами, — ворчал Вик. — Это не шутка — переходить на чужую сторону.
— Он уже все решил, — сказала миссис Кейтельбейн. — Три года назад.
— Я с тобой не поеду, — заявил Вик.
— Не сомневаюсь, — ответил Рэгл.
— Свою сестру ты тоже бросишь? — спросил Вик.
— Да.
— Так что пускай они бомбят нас, убивают…
— Нет, — сказал Рэгл.
Оставив свою компанию и переехав на работу в Денвер, он узнал то, что было известно только правительственной верхушке. Населению, естественно, ничего не сообщалось. Это была секретнейшая информация. Лунатики — лунные переселенцы — уже в первые недели войны предложили заключить мирный договор. В качестве условия они выставляли требование о продолжении заселения Луны и неприменении к ним репрессивных санкций после окончания военных действий. Без Рэгла Гамма правительству в Денвере не оставалось бы ничего иного, как согласиться на эти условия. Страх перед ракетными ударами вынудил бы их сделать это. Население не испытывало чрезмерной вражды к лунным переселенцам. За три года войны и страданий взгляды обеих сторон переменились.
— Ты предатель, — говорил Вик, со злобой глядя на шурина.
«Знал бы он, — подумал Рэгл, — что мы с ним не родственники и впервые познакомились в Старом Городе.
Нет, я его, конечно, знал. Мы жили неподалеку друг от друга в Бенде, штат Орегон. Он заведовал продовольственным магазином. Я всегда покупал у него свежие фрукты и овощи. Он постоянно крутился возле контейнеров с картошкой, улыбался покупателям и волновался, как бы случайно не положить порченную картофелину.
На этом наше знакомство заканчивалось.
И сестры у меня никакой нет.
Но я всегда буду считать их своей семьей. За эти два с половиной года в Старом Городе мы по- настоящему сроднились. И Сэмми я буду считать племянником. А моими добрыми соседями так и останутся Билл и Джун Блэки. Теперь я должен их всех покинуть: семью, родственников, соседей, друзей. Это — гражданская война. В каком-то смысле она является войной идеалистов. И героев. Потому что ее результат — жертвы, и никаких выгод.
Я должен сделать это, поскольку знаю, что прав. Это мой долг. Все они: и Билл Блэк, и Виктор Нельсон, и Марго, и Лоуэри, миссис Кейтельбейн, миссис Кессельман — они уже свой долг исполнили. Они поддерживали то, во что верили. Теперь моя очередь».
Рэгл протянул Вику руку и сказал:
— До свидания.
Лицо Вика стало каменным. Он не ответил Рэглу.
