какой-нибудь свет на события той ночи?
Купертино слегка задумался.
— Пожалуй, да. Я выяснил, что Кэрол работает на компанию, которой принадлежат Шестипланетные образовательные учреждения, уже одно это оправдывает поездку. Жаль, что я не выяснил это раньше — что она работает на Шестипланетные и что ее обязанность — присматривать за мной.
— П-простите? — недоуменно моргнул Агопян.
— Она была сторожевой собакой. Присматривала за моей лояльностью; судя по всему, они боялись, как бы я не выдал подробности планируемого восстания земным властям. Вот они и поручили Кэрол следить за мной. Рассказав ей о планах восстания, я продемонстрировал свою ненадежность. Кэрол, как мне это представляется, получила указание меня убить. По-видимому, она сделала такую попытку, но безуспешно. Все люди, связанные с планировавшимся восстанием, были схвачены земными властями и получили свои приговоры, но Кэрол избежала наказания, так как она не была — официально — сотрудницей Шестипланетных.
— Подождите секунду, — остановил его доктор Агопян. — Все это звучит вроде бы достаточно разумно, однако… — Он поднял руку. — Мистер Купертино, восстание было, и оно увенчалось успехом, это — исторический факт. Три года тому назад Ганимед, Ио и Каллисто одновременно сбросили с себя земное иго и стали независимыми самоуправляющимися спутниками. Об этом знает любой третьеклассник, так называемая трехлунная война две тысячи четырнадцатого года. Мы с вами никогда не обсуждали таких вопросов, но я считал само собой разумеющимся, что вы знаете это не хуже, чем… — он взмахнул рукой, тщательно пытаясь подобрать сравнение, — ну, чем любой другой исторический факт.
Отвернувшись от экрана, Джон Купертино посмотрел на свою бывшую жену.
— Это что, правда?
— Конечно, — уверенно кивнула Кэрол. — А что, в твоем иллюзорном мире ваша мини-революция провалилась? — Она улыбнулась. — Восемь лет ты работал на переворот, работал по заданию мощного экономического картеля, который и задумал его и финансировал, а затем, когда этот переворот совершился, ты — по какой-то совершенно непонятной причине — решил не замечать своего же успеха. Мне действительно жаль тебя, Джонни, все это очень печально.
— Но ведь должна быть какая-то причина, — сказал Купертино, — почему я этого не знал. Почему они решили, что я не должен этого знать. — В полной растерянности он протянул вперед дрожащую руку.
Легко, словно в пустоту, рука погрузилась в экран и пропала. Купертино испуганно отдернулся, и рука появилась снова. Но ведь он видел, как она исчезла И он все понял.
Иллюзия действительно хорошая, но не совсем. Она не идеальна, имеет свои ограничения.
— Доктор Агопян, — обратился Купертино к миниатюрному изображению психиатра. — Пожалуй, я перестану с вами встречаться. Начиная с этого утра я отказываюсь от ваших услуг. Пришлите мне счет, весьма вам признателен, и всего хорошего.
Он снова протянул руку, теперь — чтобы выключить аппарат.
— Вы не можете отказаться от лечения, — не задумываясь ответил Агопян. — Как я уже говорил, оно обязательное. Вы должны его продолжать, либо снова предстать перед судом, а этого вам лучше не делать. Ничего хорошего от такого суда ждать не приходится, вы уж мне поверьте.
Купертино нажал кнопку, и экран потух.
— А ведь он совершенно прав, — донесся из кухни голос Кэрол.
— Он врет, — уверенно сказал Купертино. А затем, не торопясь, тоже прошел на кухню, сел за стол и снова занялся яичницей.
Вернувшись в Беркли[18], в свою квартиру, Купертино заказал разговор с представительством Шестипланетных образовательных учреждений на Ганимеде. Через полчаса связь была установлена.
— Вы не забыли меня, доктор Грин?
Пухловатое, средних лет лицо, глядевшее с экрана, казалось совершенно незнакомым; Купертино крайне сомневался, что видел когда-нибудь этого человека. Однако хотя бы один фундаментальный факт прошел проверку: в отделе кадров Шестипланетных действительно числился доктор Грин. Тут Кэрол была права.
— Я видел вас когда-то, — сказал доктор Грин, — но должен с сожалением признаться, что не могу вспомнить вашего имени.
— Джон Купертино. Ныне проживающий на Земле. В прошлом — житель Ганимеда. Чуть больше трех лет назад, незадолго до переворота на Ганимеде, я попал в довольно громкое судебное дело. Был обвинен в убийстве собственной жены Кэрол. Может быть, это поможет вам вспомнить?
— Хм-м, — нахмурился доктор Грин и тут же приподнял бровь. — Вы были оправданы, мистер Купертино?
— Я… — чуть запнулся Купертино, — в настоящее время я нахожусь под психиатрическим наблюдением. Здесь, в Калифорнии. Если это о чем-нибудь вам говорит.
— Насколько я могу понять из ваших слов, вас признали психически невменяемым, на чем, собственно, суд и закончился.
Купертино настороженно кивнул.
— Вполне возможно, — продолжал доктор Грин, — я действительно беседовал с вами. Что-то такое вроде бы припоминается. Но я вижу так много самых разных людей… Вы работали у нас?
— Да, — кивнул Купертино.
— А что конкретно потребовалось вам от меня, мистер Купертино? Вам что-то нужно, в этом нет никаких сомнений — иначе зачем бы заказывать такой дорогой дальний разговор? Так вот, из самых практических соображений, в том числе — из интересов вашего бумажника, я предложил бы прямо перейти к делу.
— Я бы хотел, — сказал Купертино, — чтобы вы переслали мне мою историю болезни. Именно мне, а не моему психиатру. Можно это сделать?
— Для чего она вам, мистер Купертино? Вы устраиваетесь на какую-нибудь работу?
— Нет, доктор. — Купертино набрал полные легкие воздуху, словно собираясь броситься в воду. — Я хочу узнать, и узнать с абсолютной точностью, какие ко мне применялись психиатрические методики. Применялись вами и вашим персоналом, вашими подчиненными. Есть основания предполагать, что я был подвергнут радикальной психокоррекции. Ведь я имею право узнать об этом, доктор? Насколько мне известно — имею.
«У меня не больше чем один шанс на тысячу извлечь хоть что-нибудь ценное из этого человека», — сказал он себе. Но попытаться все же стоило.
— Психокоррекция? Вы что-то путаете, мистер Купертино, мы ведь только проводим тесты на профессиональную пригодность, составляем и анализируем психологические профили — мы тут никого не лечим. Организуем психологическую проверку людей, желающих работать в фирме, чтобы впоследствии…
— Доктор Грин, — прервал его Купертино, — а лично вы принимали участие в перевороте, три года назад?
— Да кто же в нем не участвовал? — пожал плечами Грин. — Все, как один, граждане Ганимеда горели патриотизмом.
Пылкую эту фразу врач произнес сухо и бесстрастно.
— А если бы от этого зависела судьба переворота, — спросил Купертино, — согласились бы вы тогда имплантировать мне ложные воспоминания, чтобы…
— Прошу меня извинить, — прервал его Грин. — Вы психотик, это совершенно очевидно. Поэтому нет никакого смысла попусту тратить ваши деньги, продолжая эту беседу. Крайне удивлен, что вам вообще разрешен доступ к линиям дальней видеосвязи.
— Однако, — настаивал Купертино, — такая имплантация возможна. Современная психиатрическая техника делает ее вполне осуществимой, вы должны это признать.
— Да, мистер Купертино, — вздохнул доктор Грин. — Все это вполне осуществимо уже с середины прошлого века. Первоначальные методики были разработаны в московском институте Павлова еще в сороковые годы, а затем, во время корейской войны, их развили и усовершенствовали. После
