оставшиеся. Тому тоже досталась целая.
— Я любил ее, — сказал Джонни. — И все еще люблю.
Харви кивнул:
— Знаю.
— Ладно, — скрепя сердце согласился Джонни. — Давай.
Он протянул руку и вытащил спичку. Сломанную.
— Так и есть, — произнес он. — Моя.
— Сможешь? — спросил Сен-Сир.
Джонни пожал плечами.
— Конечно, смогу. Что тут такого?
«Действительно, что тут такого? — подумал он. — Чего проще: убить женщину, которую любишь. Тем более, что это необходимо».
— Возможно, наше положение — не такое тяжелое, как кажется, — сказал Сен-Сир. — Мы посоветовались с инженерами Фила, у них есть неплохие идеи. В большинстве случаев мы слышали не тот передатчик, что находится в дальнем космосе, а вспомогательную станцию. Помнишь, о том, что ты собираешься покончить с собой в гостинице «Энтлер», мы узнали сразу, а не через неделю.
— Как видишь, ничего сверхъестественного тут нет, — вставила Гертруда.
— Поэтому прежде всего необходимо найти их базу, — продолжал Сен-Сир. — Если она не на земле, то где-нибудь в пределах Солнечной системы. Может быть, на ферме, где Гэм разводит индюков. Так что, если не найдешь Кэти в больнице, лети прямиком на Ио.
Джонни еле заметно кивнул.
Сидя за кофейным столиком, все молчали и потягивали коктейль.
— У тебя есть пистолет? — нарушил тишину Сен-Сир.
— Да. — Джонни поднялся и поставил бокал на стол.
— Удачи, — сказала Гертруда ему вслед.
Джонни отворил дверь и шагнул в холодную тьму.
ПЛАТА ЗА УСЛУГИ
Пепел, черный, без единого признака жизни пепел по обеим сторонам дороги, а дальше, насколько видит глаз — смутные неровные силуэты, развалины зданий и городов, развалины цивилизации; изъеденная, опустошенная планета руин и обломков. Планета черных крупиц кости и стали, цемента и кирпича, взбитых ветром в бессмысленное месиво.
Аллен Фергессон зевнул, закурил «Лаки Страйк» и сонно откинулся на кожаном сиденье «Бьюика» модели пятьдесят седьмого года.
— Ну до чего же унылый пейзаж, — пожаловался он. — Сплошное однообразие, ничего, кроме покореженного хлама. В тоску вгоняет.
— А ты не смотри, — равнодушно пожала плечами сидящая рядом девушка.
Мощная, сверкающая машина бесшумно скользила по дороге — собственно, по полосе плотно укатанного мусора. Еле прикасаясь пальцами к послушному, с силовой передачей рулю, Фергессон блаженно расслабился под убаюкивающие звуки фортепьянного квинтета Брамса — передача шла из Детройтского поселка. По окнам хлестал пепел — за какие-то несколько миль пути на них успела налипнуть толстая черная пленка. Ничего страшного, у Шарлотты в подвале есть садовый шланг из зеленого пластика, оцинкованное ведро и дюпоновская трубка.
— А кроме того, у тебя полный холодильник отличного скотча, — добавил он вслух. — Насколько я помню. Если только эта шустрая компания не выглотала все подчистую.
Шарлотта пошевелилась и открыла глаза; негромкое урчание мотора, жара в кабине — все это погружало в сон.
— Скотч? — пробормотала девушка — Ну да, у меня есть бутылка «Лорда Калверта».
Выпрямившись, она откинула назад пряди светлых пушистых волос.
— Только он малость скиселенный.
— Сильно скиселенный? — спросил с заднего сиденья напряженный голос; они подобрали на дороге пассажира — костлявого, сухопарого человека с худым лицом, одетого в брюки из грубой серой ткани и такую же рубашку.
— Да примерно как и все остальное. — Шарлотта не слушала музыку, ее глаза рассеянно следили сквозь помутневшее от пепла окно за пробегающими мимо сценами. Словно гнилые зубы торчат на фоне грязно-серого полуденного неба останки какого-то городка. Чудом уцелевшая эмалированная ванна, пара телефонных столбов, кости, какие-то белесые обломки, миля за милей мусора и развалин. Жуть и запустение. А где-то там, в обросших плесенью, похожих на пещеры подвалах — немногие выжившие собаки; жалкие, покрытые струпьями, они тесно жмутся друг к другу, спасаясь от холода. Солнечный свет еле сочится сквозь густую пелену взбитого ветром пепла.
— Вот, поглядите, — не оборачиваясь, бросил Фергессон пассажиру и притормозил: кособокими, неуверенными прыжками дорогу пересекал кролик-мутант. Еще один прыжок, и слепой, до неузнаваемости деформированный зверек врезался в зазубренный обломок бетона, отскочил от него, словно плохо надутый мяч, и упал. Еле живой, он прополз несколько шагов, но тут появился тощий, облезлый пес, тошнотворно хрустнули кости, и все было кончено.
— Уф-ф!
Передернувшись от омерзения, Шарлотта прибавила обогрев машины. Миниатюрная и хрупкая, девушка сидела, поджав под себя стройные ноги; в розовом шерстяном свитере и вышитой юбке она выглядела очень привлекательно.
— Жду не дождусь, когда же будет наш поселок. Здесь нехорошо.
— А они ждут не дождутся получить вот это. — Фергессон стукнул по стоявшему на сиденье стальному ящику; прикоснуться к прочному, надежному металлу было приятно. — Если там у вас действительно настолько худо.
— Уж в этом-то не сомневайся, — кивнула Шарлотта. — Хуже просто некуда. Не знаю даже, поможет ли все это — он ведь, считай, ни на что больше не способен. — На ее лбу появились озабоченные морщинки. — Попробовать, конечно, стоит, но я не очень-то надеюсь.
— Не бойся, — заверил ее Фергессон, — разберемся мы с вашим поселком, наведем порядок.
Голос его звучал легко, почти беззаботно; самое первое сейчас — успокоить девушку. Такая вот паника может выйти из-под контроля — выходила уже, и не раз.
— Но не сразу, не в один момент, — добавил он, искоса взглянув на соседку. — Раньше нужно было сообщить.
— Мы думали, это просто лень, но ведь он и вправду умирает. — В ее голубых глазах мелькнул страх. — От него не получить теперь ничего толкового. Сидит, словно здоровенный ком, — и все. Не разберешь, то ли заболел, то ли вообще умер.
— Просто он очень старый. — Фергессон говорил негромко и вразумительно, словно успокаивал перепуганного ребенка. — Насколько я помню, вашему билтонгу уже сто пятьдесят.
— Но ведь они живут многие столетия, так всегда говорили!
— У них невыносимая нагрузка. — Сидевший сзади пассажир провел кончиком языка по пересохшим губам и напряженно подался вперед; кожа его сжатых в кулаки рук потрескалась, в нее глубоко въелась несмываемая грязь. — Вы забываете про непривычность условий. На Проксиме билтонги работали все вместе, а здесь разбились поодиночке — да и тяготение у нас сильнее.
Шарлотта кивнула, однако убежденности на ее лице не было.
— Господи! — пожаловалась она. — Это ужасно, вы только посмотрите! — После небольших поисков из кармана розового свитера появился круглый предмет размером с десятицентовую монету. — Теперь все, что он печатает, получается вроде этого или еще хуже.
Фергессон взял часы и осмотрел их, краем глаза продолжая следить за дорогой. Непрочный, как
