— Фрэнсис, я все записал, поверьте, вот только бумаги оставил в офисе. Если позволите, я прямо сейчас перескажу вам основные моменты.
Он отвел Пауэрскорта к окну. Фонари, горевшие на площади, не освещали ни единой идущей по улицам Сент-Джеймса души. Огромная площадь была пуста, — разумеется, если не считать издавна обжившей ее колонии ворон.
— Деньги, — сказал Берк. В голосе его звучало и глубокое знание предмета, и уважительное отношение к нему. — Что касается денег, все эти люди пребывают в положении, для их круга среднем. Тут все зависит от того, успел ты вовремя сбыть землю с рук или не успел. Четверо из них все еще вкладывают в землю немалые средства — или получают под нее ссуды. И терпят все большие убытки. Двое других от земли избавились, как и вы, Фрэнсис, и вложили деньги во что-то другое. Эти день ото дня богатеют. А вот что касается шантажа, в смысле активном либо пассивном, тут я никаких следов не обнаружил.
Прежде чем лечь, Пауэрскорт еще раз пересмотрел кое-какую корреспонденцию, в особенности два письма, пришедшие на его имя. Письма эти прислали родители двух юношей, бывших с Эдди на «Британии». Обе четы будут рады увидеть его. То есть, просто счастливы. Однако рекомендовали ему переговорить предварительно с мистером Уильямом Симмонсом, «Лавры», Шапстон, Дорсет. «Он осведомлен в этом вопросе намного лучше нас». Фразы в обоих письмах стояли одинаковые, как если бы отправители их загодя условились, чт
Когда кеб Пауэрскорта углубился в череду дорсетских холмов, шпиль Солсберийского собора неторопливо укрылся в своей долине.
Он ожидал, что Шапстон окажется милой маленькой деревушкой с прудом, крикетным полем и рядами опрятных домиков при ухоженных садах. Ничего подобного. Здесь имелся весьма импозантный особняк на холме над деревушкой и стоявшие вразброд разношерстные дома. И очень много коров. Похоже, коровы считали себя владелицами здешних земель.
«Лавры» оказались двухэтажным домом с тростниковой кровлей и очень древней парадной дверью.
— Добро пожаловать в наш скромный приют, лорд Пауэрскорт! Добро пожаловать! — тараторила миссис Симмонс, принимая от него пальто посреди просторной прихожей.
Миссис Симмонс была женщиной статной, чуть старше пятидесяти. В паре футов за ее спиной переминался, ожидая возможности обменяться с ним рукопожатиями, Уильям Симмонс. Не олицетворяет ли этот зазор их отношения? — погадал Пауэрскорт. Она всегда впереди, он неизменно сзади.
— Вот тут у нас столовая, — она, похоже, решила устроить для Пауэрскорта экскурсию по их скромному приюту. Увидев обеденный стол и кресла, он содрогнулся, впрочем, шторы имели вид вполне удовлетворительный. — Мы пользуемся ею только зимой, когда Уильяму приходится принимать клиентов своего банка, не правда ли, дорогой? А это дверь в коттедж, в нашу маленькую пристройку, мы называем ее Восточным крылом, — она издала бодрый смешок. — В нем обитает Альфред, наш сын, который так вас интересует, лорд Пауэрскорт.
Ну вот, — весело продолжала она, — а здесь гостиная. Думаю, вы не откажетесь присесть, лорд Пауэрскорт, вы ведь проделали столь долгий путь. И думаю, вы не откажетесь от кофе. Уильям всегда пьет в этот час кофе.
Комната была очень мила — пылающий в камине огонь, дверь, выходящая в сад. Две малиновки деликатно прогуливались по лужайке, красные грудки их ярко светились средь зимнего уныния иссохшей травы и голых плодовых деревьев.
— Думаю, нам придется подождать кофе, а там уж и приступить к разговору, лорд Пауэрскорт. Мюриэль так любит находиться в гуще событий. Я иногда гадаю, не заявится ли она в один прекрасный день в Бландфорд, чтобы захватить власть в банке, — и Симмонс скорбно улыбнулся. Он представлялся человеком куда более проницательным, чем то следовало из речей его супруги. Почти шести футов ростом, несколько раздавшийся в талии, с очень тонкими усиками и украшающей жилет превосходной часовой цепочкой.
— А вот и мы! Вы, наверное, решили, что я и забыла о кофе! — пропела миссис Симмонс, вплывая с подносом в гостиную.
Пауэрскорт извлек письмо от премьер-министра Солсбери и вручил его хозяевам дома для обозрения. Симмонс, уважительно прочитав письмо, передал его жене.
— Ну, знаете! Ну, знаете! — воскликнула миссис Симмонс. — Прямо чудо какое-то! Даунинг-стрит является в Шапстон. И как это все сходится — письмо от лорда Солсбери. Ведь Солсбери всего в нескольких милях отсюда. Как ты думаешь, что скажут об этом в банке, Уильям?
— В банке об этом узнать не должны. Никогда. Да, собственно, и где бы то ни было. Все дело столько лет держалось в тайне. Так оно и должно остаться.
Пауэрскорт решил, что знает теперь, как выглядит мистер Симмонс в банке. Резкие слова, обращаемые к нерадивым служащим. Возможно, он вовсе не пребывает у жены под каблуком. Возможно, он просто подыгрывает ей, потому что ему так проще.
— Мистер Симмонс. Миссис Симмонс. Я понимаю, вы сознаете необходимость все сохранять в тайне. И то, что необходимость эта распространяется и на будущее. Возможно, мне следует описать вам в общих чертах, что именно меня интересует.
Пауэрскорт окинул взглядом гостиную. И зря. Стены ее покрывали старые карты — карты Дорсета, карты Бандфорда, карты Солсбери. Некоторые, судя по их виду, стоили немалых денег.
— Простите, что перебиваю! — застрекотала миссис Симмонс. — Я невольно заметила, лорд Пауэрскорт, что вы любуетесь нашей коллекцией карт. Это одно из хобби Уильяма. За интересной старой картой он готов отправиться хоть на край света, не правда ли, дорогой?
— Всему свое время, Мюриэль. Всему свое время и свое место, так я всегда говорю. Лорд Пауэрскорт, вам слово.
— Я уже разговаривал с несколькими офицерами, имевшими касательство к злосчастным событиям на «Британии».
— Это было так ужасно, так ужасно, лорд Пауэрскорт! — сдержать миссис Симмонс невозможно было ничем. — Простите, что снова вас перебиваю. Всегда буду помнить миг, когда я об этом услышала. Уильям подстригал лужайку перед нашим домом, боюсь, мы жили тогда в меньшем, чем этот. А я готовила ему на кухне бифштекс и пирог с почками на ленч. Уильям работал в то время у «Кука» и у него был выходной. Он очень их любит, бифштекс и пирог с почками. И тут мы услышали новость! Почки так и разлетелись у меня по всему полу! Ой, простите, — муж гневно сверлил ее пламенным взором, — я больше не буду вас перебивать. Даю слово. Простите, лорд Пауэрскорт.
Пауэрскорт улыбнулся ей одной из тех улыбок, которые перенял в Дорчестере у его преподобия Адамса.
— Как я уже сказал, мне довелось побеседовать с некоторыми из офицеров «Британии». Я разговаривал и с офицерами «Вакханки», судна, на котором двое принцев обогнули земной шар. Но что мне действительно хочется знать, так это то, как восприняли эти печальные, несчастливые события семьи других юношей. Не думаю, мистер Симмонс, что нам стоит вдаваться в подробности медицинского толка.
Пауэрскорт обращался к сидевшему слева от него, перед горящим камином, Симмонсу. Справа сидела миссис Симмонс, поджидавшая, точно хищная птица добычу, первой же возможности встрять в разговор.
— Получив ваше письмо, лорд Пауэрскорт, я провел немало времени, размышляя об этих событиях, — Симмонс словно бы выступал теперь перед акционерами своего банка, — и потому постараюсь быть кратким. Вскоре после того как связанная с «Британией» история завершилась, родители пяти молодых людей встретились в Лондоне. Мы пытались решить, как нам теперь быть, как позаботиться о будущем наших детей. Родители попросили меня принять роль выразителя их интересов. С того времени я им и остаюсь.
— Им нужен был деловой человек, лорд Пауэрскорт! Кто-то сведущий в делах этого мира. Ведь так, Уильям?
