Хватов снял с крючка, прибитого к двери, еще один синий фартук и направился к лестнице. Выходя из здания, Пауэрскорт снова отметил ужасный запах, которым несло из подвала. Ему послышался свист кнута. Что-то там поделывает наш генерал, с тоской подумал он.
К четырем часам того же дня Пауэрскорт и Михаил вернулись в шапоровский особняк и устроились в так называемой Большой гостиной второго этажа, просторной зале с узорным паркетом и хрустальными канделябрами, где когда-то устраивались роскошные балы. Встреча в министерстве внутренних дел оказалась отменена. Однорукий вахтер, дежуривший у входа за древней конторкой, угрюмо оповестил их, что господин Бажанов отсутствуют, а затем, подвергшись нажиму со стороны Михаила, сообщил, что для них оставлено письмо. И лишь после того, как Пауэрскорт предъявил ему несколько бумаг, удостоверяющих его имя и полномочия, он соизволил передать им это письмо. Конверт вскрыли, только выйдя на улицу. Михаил зачастил, переводя:
— «Министерство внутренних дел, январь, тра-та-та… Дорогой лорд Пауэрскорт, покорнейше прошу простить, что обстоятельства помешали мне присутствовать на нашей встрече, как мы о том договаривались. Служебные обязанности вынуждают меня отбыть по делам величайшей важности. Еще раз прошу…» Лорд Пауэрскорт, тут еще полтора параграфа извинений. Очень хотите их выслушать?
— Нет, не очень. Скорее даже, совсем не хочу.
— «Мы говорили с вами, — Михаил вгляделся в листок, разбирая почерк Бажанова, — о приездах мистера Мартина. Я обещал предоставить вам сведения о том, когда именно мистер Мартин бывал в нашей стране в предыдущие годы. Вот они. 1904 год: январь с 5-го по 11-е, март с 21-го по 29-е, октябрь с 15-го по 22-е. 1903 год: январь с 4-го по 12-е, март с 23-го по 30-е, октябрь с 1-го по 9-е. 1902 год: январь с 6-го по 14-е, октябрь с 5-го по 12-е. Получить сведения касательно более ранних лет оказалось невозможно. Надеюсь, предоставленные мной данные будут вам полезны». И дальше — еще параграф с извинениями. Переводить или не переводить?
— Не трудитесь, — сказал Пауэрскорт, заполнивший страничку своей записной книжки датами. — Обойдусь теми, что уже слышал, спасибо.
Теперь Пауэрскорт сидел в Большой гостиной дома Шапоровых, как на жердочке, устроившись на краешке французского кресла работы шестнадцатого века, и воображал себя в напудренном парике, с ногами, утянутыми трико, в туфлях с пряжками и, пожалуй, даже со шпагой на боку. Мешала эта шпага, наверно, ужасно. Михаил сидел напротив и, хмурясь, вертел в руках листок с датами.
— Как, по-вашему, есть какой-нибудь смысл в расписании этих визитов, лорд Пауэрскорт?
— Может, это связано с Пасхой, Михаил? У вас ведь другой календарь. Мог Мартин приезжать сюда на Пасху?
— Бог его знает. Вообще-то Пасха — самый важный праздник в православном календаре. Надо найти молитвенник, там должны быть даты на каждый год.
— Наверно, — сказал Пауэрскорт, — мне следует рассказать вам о том, что произошло, когда я был с визитом в охранке. А потом мы с вами обобщим все, что имеем на сегодняшний день, и посмотрим, что там есть полезного с точки зрения нашего расследования. — И тут лорд Френсис Пауэрскорт в манере, хорошо знакомой его жене и детям, поднялся со своего французского кресла и начал расхаживать по комнате. С той, впрочем, разницей, что в Лондоне его гостиная была длиною с его дом на Маркем-сквер, тогда как тут, в Санкт-Петербурге, Большая гостиная была длиною со всю Маркем-сквер целиком. Не скрыв ничего, он подробно описал Михаилу ужасы подвала, свист кнута, вопли, кровавые потеки и активное участие генерала Хватова в процессе дознания.
В четверть пятого в шапоровский особняк с парадного входа впорхнула молодая дама. Михаил послал ей утром записку, в которой просил, если удастся, в четыре быть в Большой гостиной. Наташа Бобринская проехала на извозчике весь путь от вокзала, тщетно надеясь увидеть какие-нибудь следы воскресного побоища. Щеки ее раскраснелись от морозного воздуха. Весело стуча каблучками, подхватив подол длинной модной шубки, она взбежала по мраморной лестнице особняка и пресекла все попытки швейцара себя остановить. Тот бурчал ей вслед, что, дескать, погодите, барышня, сначала следует доложить молодому барину, вдруг он занят, вдруг разгневается, как, бывало, гневался сам хозяин, если его беспокоили, когда не след, — Наташа не слушала, а, скинув кому-то на руки шубку и капор, величественно пошла себе дальше.
Для того чтобы попасть в Большую гостиную, сначала требовалось миновать анфиладу комнат по фасаду здания, а потом повернуть направо. Там начинался длинный Зеркальный коридор, затеянный кем-то из Шапоровых в восемнадцатом веке, и приводил он к увешанной полотнами итальянских мастеров Итальянской галерее, идущей вдоль заднего фасада дворца, а уж та соединялась с другим коридором, в самой середине которого и находились высокие двойные двери в Большую гостиную.
Все попытки слуг перехватить Наташу оказались бесплодны. Поворотив в Зеркальный коридор, на ходу она стала множиться в огромных венецианских зеркалах. И лакеи, несмотря на свое беспокойство, невольно залюбовались тем, как по коридору шагают десять, пятнадцать, двадцать решительных барышень. Тот из них, что стоял в углу на стыке двух коридоров, видел целую армию приближающихся к нему Наташ. Время от времени барышни встряхивали хорошенькими головками. Лакей бросился вперед, не глядя, проскочил несколько полотен кисти Рафаэля, Боттичелли и Андреа дель Сарто, перед Большой гостиной набрал в легкие воздуху, открыл дверь, сделал шаг вперед и, едва опередив гостью, чинно объявил:
— Мадемуазель Бобринская!
— Наташа! Как я рад! — кинулся к ней Михаил, за пару секунд преодолев сотню метров от кресла до двери, и привычно перешел на французский: — Ты только приехала? Как они там в Царском Селе?
Наташа величественно проследовала к французскому диванчику напротив Пауэрскорта, и Михаил представил ей английского лорда.
— Бог с ним, с Царским Селом, — отмахнулась она, стягивая с пальцев длинные черные перчатки. — Лучше скажи, что тут у вас в Петербурге? Все мои на юге Франции, как ты знаешь, Миша, так что ты единственный источник новостей. Что тут случилось в воскресенье? До нас дошел слух о демонстрации и о том, что сотни людей были расстреляны войсками. Но ведь это неправда?
Михаил присел рядом с ней на диван. Оба они, на взгляд Пауэрскорта, казались до смешного юными, до смешного невинными и до смешного неподготовленными к тому, что происходило в их стране.
— Мы все видели с крыши Строгановского дворца, — начал Шапоров. — Лорд Пауэрскорт, я и еще один господин из британского посольства. — И он рассказал ей о людских колоннах, которые, с иконами и портретами царя, с детьми на плечах, под пение православных гимнов стекались к центру с рабочих окраин. Рассказал, как они стремились к Дворцовой площади, где надеялись подать царю петицию с требованиями права голоса, свободных выборов, представительного собрания, трудового законодательства. Рассказал, как кавалерия выхватила шашки наголо, как на непокрытые головы обрушились клинки. Как пехота открыла огонь по безоружным людям. Рассказал о кровавых пятнах на снегу и о ста сорока тысячах, день которых начался надеждой, а завершился отчаянием. О своих жалких попытках облегчить участь раненых. О трупах, которые собирали потом на телеги. О растоптанных детских игрушках, валявшихся на грязном снегу. О волнах ненависти, прокатившихся по городу.
— Сколько? — бледная как полотно спросила Наташа, когда он закончил.
— Никто не знает, — мрачно ответил Михаил. — Иностранные газеты пишут о тысячах и тысячах жертв. Местные власти толкуют о нескольких десятках погибших в случайных столкновениях с полицией. Лорд Пауэрскорт, которому довелось участвовать в военных сражениях, считает, что мы никогда не узнаем правды, но похоже, что погибло около тысячи. И конечно, сотни и сотни раненых. Россия никогда не забудет Кровавого воскресенья.
Они замолчали. Слышалось только тиканье севрских часов в дальнем конце комнаты. Михаил взял в свои руки Наташины ладони. Пауэрскорт подумал, не третий ли он лишний.
— Я вспомнила, что хотела вам рассказать, лорд Пауэрскорт, — вдруг сказала Наташа, — только сейчас вспомнила. Помнишь, Михаил, ты просил меня прислушиваться, не будет ли упомянуто в разговорах одно имя? Имя мистера Мартина? Так вот, я слышала его, и дважды!
Девушка замолчала, словно ожидая аплодисментов. Пауэрскорт не нашел ничего лучше, чем пробормотать:
— Как интересно! — И мысленно проклял свою английскую сдержанность перед лицом русской
