начало июня устраивал легкие пробежки по городу.
Поскольку я работал на водопроводной станции в ночную смену, которая заканчивалась в шесть утра, то бегал, когда Уэстфилд только начинал просыпаться. Вместо того чтобы бежать из центра к дому, как я делал бы в прежние времена, я, наоборот, отправлялся в самый центр города. Пробегая мимо маленьких кирпичных домиков, где всегда горел свет, я видел сквозь кухонные окна, как сонные люди заканчивали завтракать или как отцы семейств садились в пикапы и отправлялись на работу за город на ферму.
У многих перед домами развевался американский флаг. Иногда флаги свешивались с шестов, закрепленных перед входом, а у некоторых шест с флагом стоял во дворе. К почтовым ящикам были привязаны маленькие флажки. Мне пришло в голову, что после 11 сентября в Уэстфилде, как, вероятно, и всюду в Америке, каждый день был Днем независимости. Флажки были прикреплены к багажникам и дверям автомобилей, украшали задние стекла джипов, соседствуя с лежавшим там оружием. Пробегая мимо них по утрам, я думал, что это совсем другие флаги, не те, что я видел в Гуантанамо. Здесь, в Уэстфилде, они были воплощением гордости и веры в нашу страну, что неразрывно связано с верой в самих себя. Теперь я любил этот флаг, олицетворявший тихую гордость. Здесь их было множество, и они развевались вокруг меня каждое утро, когда я бежал по городу.
Часто по утрам, когда я, выбирая самую прямую дорогу, бежал от водопроводной станции мимо мотеля «Супер-8» и по Кофей-роуд, мой путь пролегал мимо супермаркета «Кей-март». Перед зданием супермаркета стоял огромный флагшток, но самого флага не было. «Кей-март» закрыли, когда меня не было. Вход заколочен, вывеску убрали. Компания обанкротилась и стала закрывать магазины, где дела шли особенно плохо. Теперь почти все в городе ходили в «Уол-март». Он был больше, чище, современнее. Поэтому парковка перед «Кей-март» пустовала, здесь стоял только старый раздолбанный «бьюик» да четыре никому не нужных прицепа. И флаг сняли.
Я даже не представлял, что стану переживать из-за «Кей-марта», но, пробегая мимо него, я испытывал нечто подобное. Я помнил время, когда он еще работал: мне было десять и мой отец был еще жив. Мама устроилась туда работать кассиром, и мы приходили к ней, притворяясь обычными покупателями. Нам не хотелось, чтобы в первые дни работы у нее возникли неприятности из-за того, что она разговаривает с посетителями. Но отец и мать давно умерли, и этот магазин, куда мы так часто ходили и который казался мне таким красивым, теперь заколочен.
Я бежал дальше.
Когда я добирался до центра города, то около здания суда и памятника ветеранам мне начинали встречаться люди. Они шли по улицам, и почти каждый из них кивал мне или махал рукой, и я махал им в ответ. Еще только начинало светать, но фермерский городок просыпался рано. Иногда вокруг меня оказывалось столько народу, что я, наверное, выглядел несколько странным, постоянно взмахивая им рукой, как марафонец, приветствующий зрителей на финише. Но в этот момент я чувствовал себя чертовски здорово лишь потому, что вокруг были все эти люди, даже те, которых я едва знал или не знал вовсе, и все же они находили возможным уделить мне немного внимания и кивнуть вслед.
Странно, что достаточно пробежать по городу, чтобы почувствовать, как он тебе дорог. Когда идешь пешком, все совершенно иначе, твое внимание отвлекают разные мелочи: газета на крыльце или товары в витринах магазинов. Когда бежишь, такие мелочи не захватывают внимания надолго. Запах бекона из кафе сменяется заголовком газеты, на смену ему приходит стая ворон, которая будит всех своим карканьем, а твой взгляд уже ловит иногородние номера взятой напрокат «импалы». Во время бега впечатления отрывочны, одни из них вполне предсказуемы, другие — нет, но вместе они создают атмосферу города. Возможно, для этого и бегают, потому и работают не покладая рук, чтобы почувствовать, что это — твой город и ты это заслужил.
Каждый день после непродолжительного сна я садился за компьютер и собирал информацию обо всем, что произошло в мире, пока я был на корабле и в тюрьме. Мне пришлось поплутать по сайтам, но в конце концов я нашел несколько статей о корабле, затонувшем у побережья Японии, и о грузовом судне, задержанном в проливе Ла-Манш. В заметках не было никаких намеков, насколько опасны могли оказаться эти суда. Об остальных кораблях мне не удалось найти информации.
Я читал все, что в свое время прошло мимо меня. Это касалось паники, охватившей мир после событий в Америке. Время от времени попадались сообщения о новых арестах. Абу Зубайда, который находился в подчинении у Абу Зубаира, долгое время считался крупной фигурой. Газеты писали, что его поймали в Пакистане, и через некоторое время он заговорил. Но похоже, никто не знал, насколько правдивы его показания. Время от времени появлялась тревожная информация о банках или атомных станциях. Писали, что эти сведения получены от Абу Зубайды. Но он ничего не говорил о кораблях, по крайней мере в статьях этого не было. Затем, как я понимаю преднамеренно, в прессу просочилась информация о захвате Абу Зубаира. В газетах писали, что и его взяли в Пакистане, что, разумеется, было ложью, и что «его тяжело ранили».
Ну конечно!
Я читал об Израиле и Палестине и об устроенной там резне. Я никогда не бывал в тех местах, и тамошние войны никогда не трогали мою душу. Но я знал, что моджахеды будут использовать их, чтобы подогревать в себе ненависть. Если смотреть на мир с точки зрения мусульманина, то получается, что мусульмане повсюду оказываются под ударом. Везде. Но центром событий была Палестина. Так же как если смотреть на мир с точки зрения евреев, то все евреи подвергаются преследованиям, но центром всего является Израиль. В Интернете также сообщалось о серьезных потерях среди христиан, они тоже не хотели, чтобы о них забывали. В одной из церквей Уэстфилда собирали пожертвования для братьев и сестер во Христе, которые подвергались преследованиям в мусульманском Египте.
Я сидел у себя дома в Уэстфилде, смотрел на экран монитора, а через него — на мир, полный опасностей. Я думал о том, что люди полагали, будто они многое знают, но на самом деле они не знали ничего. Потом я отворачивался и смотрел в окно на лужайку, на дорогу, на велосипед Мириам с Барби и на поливочную машину соседей, из которой били струи воды. И все это казалось мне таким далеким, как будто мы снова оказались в центре урагана и нам как-то удается здесь жить. Но я хотел этого. Это было сильнее, чем мое желание познать Бога и восстановить справедливость. Больше всего я хотел просто не подпускать ураган. Но стоило мне закрыть глаза и прислушаться, я слышал, как завывает ветер. И если я буду беспечен, то ураган обрушится на меня, закроет от меня весь свет, лишит возможности двигаться и говорить даже с самим собой.
Алшами был все еще жив и где-то творил свои дела. Он по-прежнему был опасен. Фаридун сейчас где-то очень далеко, и чем бы он сейчас ни занимался, для кого бы это ни делал, я понимал, что многим ему обязан. Иногда мне становилось интересно, что именно замышляет Кэтлин. Она была прекрасным, замечательным другом. Увижу ли я ее снова? Или получу хоть весточку от нее? Что случилось с Нуреддином? Уцелел ли он тогда? И что стало с Уорис? Нет, не думаю, что я увижу кого-нибудь из них. Я устал. Моя война завершилась. Мне больше нечего делать в тех краях.
Каждый день, примерно в три тридцать, компьютер издавал сигнал. И чем бы я ни занимался, как бы себя ни чувствовал, я вставал и шел за Мириам на летнюю игровую площадку, находившуюся примерно в полутора милях от нас. Потом мы возвращались домой, и все это время она рассказывала о том, что сделала или нарисовала и кто теперь ее лучший друг.
— Как дела у Карлин? — спрашивал я ее.
— Мне не нравится Карлин. Она противная.
Но на следующий день, когда я спрашивал:
— Как там Карлин? Она сегодня не вредничала?
— Папа! Мы с Карлин — подруги навечно!
Я даже не пытался этого понять.
Обычно вскоре после того, как мы с Мириам возвращались домой, с работы приходила Бетси. Иногда мы ели то, что она приносила из «Джамп-старт» или закусочной «Чак-вэгон». Бетси старалась избегать «Макдоналдса». «Кормушка для жиртрестов» — так она называла эти заведения. Иногда я устанавливал на заднем дворе маленький гриль и готовил для нас хот-доги или гамбургеры, и мне казалось, что они получались достаточно вкусными. Но однажды Бетси дала мне пластиковую коробочку из «Уол-марта». «Думаю, тебе это понравится», — сказала она и поцеловала меня в щеку. Это была книга под названием
