Тысячу восемьсот лет я владел этим холмом, этой землей, и ни один другой тролль не осмеливался появляться здесь. Тысячу восемьсот лет…— Он схватил свой килт и протянул край Джиму: — Читай! Считай! Каждая отметка — десять лет, которые подтверждают, что все это — мое!
— Понимаю, — сказал Джим. Несмотря на все произошедшее, взрыв горя тролля был столь внезапным и всепоглощающим, что вызвал в нем непонятное ему самому сочувствие. — Я верю тебе, Мнрогар. Я вижу отметки. Да, я верю что тебе тысяча восемьсот лет.
— Все это время! — всхлипывал Мнрогар. — А теперь вы, ваши мужчины и женщины, привезли на мою землю, на мое место другого тролля, — и ты еще запрещаешь мне протестовать!
Страдания тролля были так очевидны и сильны, что Джим понял: он не может им противостоять. Не отдавая себе в этом отчета, он начал вспоминать какое-нибудь заклятие, которое уменьшило бы страдания этого существа. Однако запас заклятий у него оказался невелик, он подумал даже, что ничего не найдет. Но обнаружил, что одно заклятие у него имеется.
— Спи! — произнес он, указав пальцем на Мнрогара.
Вой тролля перешел в сдавленные всхлипывания. Глаза его закрылись, и он тихо опустился на землю. Его лицо разгладилось, слезы больше не капали из глаз. Лицо его во сне утратило выражение отчаяния.
— О чем это он говорил? — осведомился Брайен, приближаясь к Джиму. — Какой еще тролль? В замке? Его что, привез кто-то из гостей? Это невозможно!
— Я тоже не понимаю, как это может быть. — Джим покачал головой. Он посмотрел на Арагха, который подошел и теперь обнюхивал спящего Мнрогара. — Арагх, чуешь ли ты тролля в замке?
Способность волка различать запахи была отлично известна в мире двадцатого столетия, из которого прибыл Джим. За три года знакомства с Аратхом он убедился, что эта способность ничуть не преувеличена. Но сейчас Арагх даже не поднял носа в воздух, чтобы принюхаться.
— А что, по-твоему, мне еще чуять, — огрызнулся Арагх, — когда у меня прямо под носом самый настоящий тролль.
Ответ был несомненен, и Джим почувствовал себя дураком. К счастью, волка, похоже, интересовало совсем другое.
— А эти отметины на его юбке, они действительно говорят, что он прожил здесь тысячу восемьсот лет? — спросил волк.
— Насколько я понимаю.
— Но, если так, он совершил великий подвиг. Я не знаю ни одного тролля, который задержался бы на одном месте более чем на сорок лет. Следует подумать, прежде чем менять его на другого тролля, Джеймс.
— Какого другого тролля? — испугался Джим.
— Ну этого, наверху… если там есть хоть один. С другой стороны, если этот тролль навсегда заснет здесь, рано или поздно сюда через тоннель явится другой и убьет его, пока он лежит здесь ради своей земли. Я это понимаю, Джим, хотя, возможно, человеческому существу, вроде тебя, это странно. У них есть собственная земля, которую они хранят и берегут от пришельцев так же, как мой народ. И в остальном они немного похожи на нас. Каждого, едва он родится, покидают родители. Он вырастает, если удается, живет и борется за свою землю. Потом оберегает ее, пока не придет другой, не убьет его и не отнимет у него землю. Так водится и у нас, волков. Так заведено и у троллей.
— Арагх, — сказал Джим, — а этот тролль… не друг ли он тебе?
— Друг? Ведь только минуту назад ты видел, что я готов был убить его. Просто я его понимаю.
Джим попал в затруднительное положение. Но голова его продолжала работать. Если там наверху, в замке, появился другой тролль, следовало отвести туда Арагха, нос которого с легкостью обнаружил бы неприятеля. С другой стороны, почему там должен быть тролль, зачем какому-то гостю привозить его? На зги вопросы трудно ответить человеку в здравом уме.
— Послушай, Арагх, если я сделаю тебя невидимым или почти невидимым, то, поднявшись наверх к гостям, когда твой нос будет достаточно далеко от Мнрогара, сможешь ли ты обнаружить еще одного тролля? Конечно, если он там есть.
— Естественно, могу, но я не буду этого делать. Пойми, я терпеть не могу замки, трактиры и всякие ловушки, которые вы, люди, понавыдумывали. Нет, я не пойду с тобой наверх. И не задавай мне больше этих вопросов, Джеймс. Все равно ответ останется тем же. А кроме того, у меня нет причин оставаться здесь. Я ухожу.
И волк шагнул куда-то в темноту и исчез. Джим задумался, Брайену тоже, казалось, было нечего добавить. Если Арагх ставит вопрос таким образом, не стоит тратить время и силы, пытаясь переубедить его. Средневековье, в котором Джим и Энджи теперь жили, отличалось тем, что здесь никто и никогда не менял своего мнения.
И это касалось не только Арагха, подумал Джим. Это справедливо и для Брайена, и для Каролинуса, и даже для его собственных воинов, слуг и для всех, кто работал на землях Маленконтри. Всех, кто готов выполнить любой приказ, исходивший от господина. Джим мог распоряжаться, практически, всеми своими людьми, но не мог ни на йоту изменить точку зрения любого из них.
Любопытно, но они чувствовали ответственность только за то, что считали своим делом или долгом, и исполняли это всегда привычным, традиционным образом. Джим в лучшем случае был их временным надсмотрщиком.
Получалось так, что он здесь только для выполнения собственной работы, которая заключалась в том, чтобы следить за выполнением их работы привычным и традиционным образом. Часть их долга требовала, чтобы они отдали за него жизнь, но это не нарушало круга их представлений, когда они чувствовали некое существующее между ним и ними неписаное соглашение. Они беспрекословно исполнили бы его самые дикие причуды, если эти причуды не противоречили соглашению. Но оказали бы вежливое, молчаливое, но упорное сопротивление, если бы его желание противоречило соглашению.
Оба они, и Джим, и Энджи, к своему великому огорчению и печали, неоднократно сталкивались с этим, когда пытались обустроить замок Маленконтри в соответствии с представлениями двадцатого века.
— Что ты намерен делать, Джеймс? — спросил Брайен.
Ну вот, подумал Джим, опять соглашение. Брайен его лучший друг в этом мире — после Энджи, конечно. Он невероятно храбр, смело смотрит в лицо любому противнику, бесконечно верен и во имя своего долга, своего слова, своей веры вынесет самые страшные мучения и не отступит ни на шаг даже перед смертью.
Но он еще и простой рыцарь. Проблемы таких существ, как тролли, как Мнрогар, лежали вне сферы его ответственности. И если рядом оказывался кто-то более сведущий в этой области, сэр Брайен мог только следовать за ним.
Сейчас лидером был Джим. Внезапно Джим, по наитию, мысленно ухмыльнулся и составил магическое заклинание.
«Каролинус, ты мне нужен. Джим».
Если подмастерье обязан мастеру послушанием, то и мастер, в свою очередь, должен оказывать помощь подмастерью. Это условие соглашения было на руку Джиму.
Джим на несколько секунд задержал магическое заклинание в мозгу, а затем отправил его. Он улыбнулся Брайену, который изумленно уставился на друга, — только на это у него и хватило времени.
Он ожидал некоторой задержки с ответом. Но Каролинус внезапно появился в подземелье. Он посмотрел на Джима, на спящего Мнрогара, на секунду прикрыл глаза, будто для того, чтобы воссоздать произошедшее здесь, открыл их вновь и взглянул на Джима своим обычным взглядом:
— Ты здесь не для того, чтобы баловать троллей!
Впервые Джим почувствовал себя на равных с опытным магом.
— Вопрос не в этом. Вопрос в том, что где-то в замке находится еще один тролль. Все осложняется еще и тем, что Мнрогар трясет замок уже более тысячи лет — столько, сколько живет здесь.
Каролинус иногда удивлял окружающих своей реакцией. Не всегда, но часто он реагировал совершенно неожиданно, так, как никто не ожидал.
Вероятно, сейчас был один из таких случаев.
— Гм…— Он оглядел тролля и каменные опоры. — Невероятно… что ж, надо подумать. — Он
