Геронды из Малверна и одна для Энджи. Таким образом, общая численность, включая девять вооруженных всадников из замка Брайена и двадцать пять из Малверна, составила пятьдесят три лишних рта, которые придется кормить графу.
Конечно, будь все эти люди свитой только одного гостя, гостеприимству графа грозили серьезные испытания. Но гостей было четверо, причем все весьма благородные люди, и такая свита не могла вызывать возражений.
У Джима оставалось лишь несколько минут, чтобы переодеться в подходящую для верховой езды в зимний день одежду. Он надел кольчугу и легкие доспехи, как у Брайена. Остальное снаряжение следовало за ним на вьючной лошади под присмотром одного из воинов. У Джима не было стальных лат, — они еще не вошли в общее употребление, и только люди знаменитые и богатые, такие, как Джон Чендос и прочие из окружении самого короля, имели их. Однако его вооружение отвечало всем нуждам, которые могли возникнуть за двенадцать дней праздников, не хватало, правда, одной вещи для участия в турнире.
— Я одолжу тебе свой шлем, — весело проговорил Брайен, когда они усаживались на коней.-Ты получишь мой лучший шлем, меня вполне устраивает старый. Впрочем, я все равно хотел взять оба шлема, думал, что второй придется одолжить Жилю.
— Ты слишком добр ко мне.
— Джеймс! — В голосе Брайена звучало подлинное огорчение. — Никогда не говори так!
Джим почувствовал себя грязной скотиной.
Поездка верхом в зимний день — к счастью, снег прекратился — была приятна и вначале даже бодрила. Однако к полудню, когда пришлось сделать привал, чтобы перекусить, а затем продолжить путь до заката, хорошее настроение резко пошло на убыль, и все уже с приятностью подумывали об ожидавшем их за стенами аббатства Эдсли уюте.
— Я бы сказал, — начал Брайен, когда они остановились, чтобы дать отдых коням после длинного и извилистого подъема по лесному склону, — что мы сейчас в двух милях от аббатства. Там нас могут и покормить, только не скоромным, конечно, ведь сейчас пост, который окончится только к Рождеству. Но я не сомневаюсь, что леди Анджела припасла в багаже немного разрешенной, но более приятной еды. Я знаю, что Геронда это сделала, а что нам еще надо?
Он привстал в стременах, и Джим последовал его примеру. Лес впереди был достаточно густой и скрывал все даже на небольшом расстоянии. Но они расслышали стук копыт галопом скакавшей им навстречу лошади. Через несколько секунд показался вооруженный всадник, один из трех, которых сэр Брайен, уже научившийся кое-чему в борьбе с возможными неприятностями, выслал вперед на разведку.
— Милорд! — тяжело дыша, проговорил всадник, имени которого Джим не смог сразу вспомнить. Он заставил своего коня остановиться перед Брайеном. — Мы услышали шум справа от дороги, и Альфред поехал посмотреть, что там. Он обнаружил неподалеку еще одну тропу, которая пересекается с нашей. На перекрестке кто-то подстерег и убил нескольких путников. Альфред вернулся и рассказал нам. И тогда мы снова услышали шум, от которого у нас волосы встали дыбом, — тот же шум, что и прежде, похожий на писк птицы, но вокруг не было ни единой живой души, чтобы его произвести. Мертвые — мужчина в годах и молодая благородного вида женщина, две простолюдинки и восемь солдат. Всех убили. Всех ограбили.
Энджи и Геронда, которые ехали сразу за Джимом и Брайеном и до сих пор мирно беседовали, приблизились.
— Расскажи об этом шуме! — велела Энджи.
— Я уже сказал, миледи, — ответил всадник, — он походил на писк птицы, но ни одной живой души…
— Я хочу взглянуть на это!
Энджи и Геронда пришпорили лошадей и пронеслись мимо Джима и Брайена.
— Подождите, черт возьми! — закричал Брайен и пустил своего коня следом.
Джим последовал его примеру.
— Прошу прощения, леди, сейчас же остановитесь!
Брайен и Джим уже поравнялись с женщинами. Брайен повернулся в седле и отдал приказ оруженосцам и вассалам, находившимся позади. Добрая дюжина вооруженных людей, пришпорив коней, догнали и окружили Энджи и Геронду. Джим и Брайен возглавили скачку, держась за всадником, принесшим известие о происшествии на лесной дороге. Вся армада мчалась к месту кровопролития.
Там они обнаружили еще одного разведчика, в котором Джим признал Альфреда, о котором недавно упоминали. Тот сидел на коне в позе часового. Перед отрядом открылась картина злодеяния. Человеческие тела лежали вперемешку с убитыми лошадьми, и все это на небольшой покрытой снегом полянке среди деревьев.
— Вы слышали? Опять шум! — закричала Энджи, едва они приблизились к месту происшествия.
Поджидавший разведчик повернулся к ней:
— Ужу третий раз, миледи, но он длится ровно столько, сколько надо доброму человеку, чтобы произнести «Отче наш». Я успел сказать только: «Отче наш, иже еси на небесах…»
— Когда это случилось в последний раз?
— Да вот только что, миледи. Но поблизости нет жилья. — Альфред суеверно покосился на место злодеяния.
Открывшаяся перед ними картина надолго останется в их памяти, но никто, подумал Джим, не назовет эти воспоминания приятными.
Дорога, по которой проехали убитые путники, была всего лишь тропинкой среди деревьев и, кроме следов копыт, на ней не было ничего.
Как раз на этом месте она переходила в полянку около тридцати ярдов в длину и шириной не больше пятнадцати. Эта овальная полянка была окружена тесно растущими деревьями. Нападавшие могли свободно расположиться всего в нескольких ярдах от тех, на кого они направили свои стрелы.
— Всем слушать! — распорядилась Энджи. — Если звук повторится, надо выяснить, откуда он исходит.
Голос Энджи был напряжен. Но Джима занимали не таинственные звуки, а открывшаяся перед ним картина. Черные стволы и голые сучья деревьев, серое послеполуденное небо над головой и мертвенная белизна снега придавали окружающему сюрреалистический вид.
Было очевидно, что большинство путников убиты стрелами, пущенными с очень близкого расстояния из-за густого кустарника и деревьев, вплотную подступавших к злополучному месту. Потому-то стрелы легко пронзили кожаные куртки, которые носили солдаты; ведь, если бы стреляли с обычного расстояния, кожа могла защитить.
На земле лежало только восемь солдат — слабая защита, чтобы пересечь дикий лес по тропе, которой нечасто пользовались, да еще в такое время, когда беглые преступники умирали от голода и становились порою бесчеловечными из-за страданий и нужды. Вероятно, все солдаты погибли мгновенно. Те же двое, которых лишь ранили, умерли не сразу. Вероятно, их стащили с лошадей и, не дав даже встать на ноги, перерезали им горло.
Кроме мертвых солдат, здесь было еще четыре трупа. Мужчина, высокий и худощавый, лет пятидесяти пяти, если не больше. На нем были стальные латы и нагрудник с гербом, но дорогого рыцарского меча в ножнах не обнаружилось, Стальной шлем валялся рядом, обнажив седоватые волосы, шевелившиеся от ветерка, который сегодня чувствовался даже среди деревьев. Лицо его было странно спокойным для человека, которого так безжалостно убили. Он тоже умер мгновенно — древко стрелы торчало из верхней части груди. У него было величественное и умиротворенное лицо с высоким лбом и спокойными голубыми глазами, которые теперь смотрели невидящим взглядом на темнеющие над головой облака. Он и мертвая женщина рядом были достаточно богато одеты, чтобы сразу определить их принадлежность к сельской знати.
Женщине выпала не столь легкая смерть. Стрела угодила в живот, и ей перерезали горло. Она лежала не на спине, как пожилой мужчина, и ее искаженное страхом лицо свидетельствовало, что ей не больше двадцати пяти лет. Она лежала на боку, лицом в снег, который покрывал землю в густом лесу не более чем на три дюйма.
Серое дорожное платье женщины и мужской темно-красный плащ были порваны и изрезаны явно в
