– Но он же не ребенок, – ответил Гоб, задрав голову и посмотрев на Хилла. – Он вдвое выше меня.
– И я не ребенок, – возразил Джим. – Но ты не раз брал меня с собой в воздух.
– Ты – другое дело, милорд, – простодушно проговорил Гоб. – Ты мне нравишься.
– Делать добро надо не только тем, кто тебе нравится. К тому же, добрый поступок – одно удовольствие. Ты полюбишь тех, кому оказал услугу, да и тебя помянут добром и тоже полюбят.
Гоб сконфузился, протянул Хиллу руку и вместе с ним скрылся в камине.
– Может быть, не стоит брать Хилла с собой? – сказал Джим, вопросительно посмотрев на Энджи. – Если утром Брайен окажется в силах отправиться в путь, можно представить дело так, что в спешке мы забыли о Хилле.
– Желаю удачи, – отрезала Энджи.
– Если верить Хиллу, я и сам могу принести удачу, – пошутил Джим и тут же понял, что шутка не удалась.
Посреди ночи Джим проснулся. И было от чего! Он изобрел во сне новый способ переливания крови.
Никаких шприцев. Кровь раненому будет перекачивать сердце донора. Чем не насос? Одно биение – одна доза крови. А донором может стать и сам Джим. Он в долгу перед Брайеном.
Осторожно, чтобы не разбудить Энджи, Джим раздвинул полог, соскользнул с кровати, оделся и, стараясь не шуметь, вышел из спальни.
У дверей в комнату Брайена дежурил вооруженный солдат. Заметив Джима, он подавил зевоту, лязгнув зубами, выпрямился и вытаращил глаза.
– Все спокойно, Бартоломью? – спросил Джим..
– Да, – ответил солдат. – Сэр Брайен крепко спит. Из комнаты не доносится ни звука.
– Я зайду взглянуть на него. В комнате светло?
– Там горят факелы, милорд.
– Проследи, чтобы они горели всю ночь. А теперь отвори мне дверь.
Джим вошел в комнату и тихими шагами приблизился к кровати, на которой лежал Брайен. Раненый, действительно, спал. Джим несколько секунд постоял в нерешительности. Он знал: Брайен спит очень чутко и может проснуться от малейшего шороха. Да разве отменишь процедуру? Она только на пользу Брайену. Джим взял его за запястье. Брайен что-то пробормотал, шумно вздохнул и затих. Джим нащупал пульс раненого и принялся считать удары.
Часов у него не было и в помине, но он и без них научился вести счет времени. Стоп! Пятьдесят два удара в минуту. Джим отпустил руку Брайена и занялся своим собственным пульсом. Пятьдесят четыре удара, да только без поправки не обойтись. Когда он спит, частота пульса у него наверняка меньше. Ударов сорок семь – сорок восемь в минуту. Все равно подходяще! Сердце Джима сокращалось почти с той же частотой, что и сердце Брайена. Но этого мало. Надо, чтобы и кровь Джима была совместима с кровью раненого. Джим достал нож, с помощью магического приема извлек по капле крови из своего пальца и пальца Брайена и переместил обе капли на лезвие ножа. Капли слились. Все в порядке! Можно приступать к процедуре. Джим снова нащупал пульс Брайена, прикрыл глаза и представил себе, что его собственная кровь малыми дозами – по двадцатой части унции с каждым ударом сердца – перекачивается по руке в вену раненому. Кровь пошла. Джим открыл глаза, свободной рукой нашарил пульс у себя и стал считать удары. Считать пришлось долго. Чтобы Брайен утром поднялся на ноги, ему следовало перелить не менее пинты крови.
Завершив процедуру, Джим направился к двери. Из коридора послышались приглушенные голоса. К Бартоломью кто-то пришел.
Джим остановился. Прислушался. Солдат Николас. Пришел поболтать с приятелем.
– Ты что принес, Ник? – раздался голос Бартоломью.
– Пиво, Барт. Больше ничего не нашел.
– Сойдет и пиво. Самое время промочить горло. Что нового?
– Ты и сам знаешь: он подрастает, начал показывать зубы. Да ты не бойся, свое вернешь.
– Мы поставили на него, а все выходит наоборот. Помяни мое слово…
Разговор стал невнятным: за дверью заговорили вполголоса. Джим ощутил беспокойство. Не по его ли адресу прохаживаются солдаты? С них станется. Если его раскусили слуги, то почему бы и солдатам не посудачить о своем господине? Хотя он и сам хорош. Стоит и подслушивает под дверью. Правда, все вышло случайно. У него и в мыслях не было уличить подчиненных в непочтительности к себе или в нерадивом отношении к службе. Впрочем, иной лорд не спустил бы солдатам проступка. Надо и самому быть построже.
Джим расправил плечи, тихонько открыл дверь и выскользнул в коридор. Зря старался! Николаса как ветром сдуло. Бартоломью стоял у стены, сжимая в руке копье и прикрывая ногами бурдюк с пивом. Джим потоптался на месте, махнул рукой и направился в спальню.
– Спокойной ночи, Бартоломью, – сказал он на ходу.
– Спокойной ночи, милорд, – отозвался солдат. Подымаясь по лестнице, Джим мысленно вернулся к услышанному разговору. О ком говорили солдаты? Загадка! Пожалуй, все-таки не о нем. Он был старше обоих солдат. Подрастает и приживается на свой лад кто-то другой. А вот ему самому тоже не грех освоиться в этом мире. По крайней мере, на какое-то время.
Размышляя таким образом, Джим добрался до спальни. Он потихоньку отворил дверь, также бесшумно закрыл ее и подкрался к кровати. Энджи спала. Джим разделся и юркнул под одеяло Через минуту-другую им овладело сладостное оцепенение, и он заснул рядом с женой.
