спектакль. И правда ли, что она «дала мне шанс», как она выразилась? Повела бы она себя со мной иначе, если бы я не попытался напоить ее травяным чаем? Вернувшись на Англзарк, я погрузился в мысли о папе и Моргане и ничего не замечал — хотя все признаки были налицо, теперь я это понимал. Мэг называла меня Томом, а не Билли, как раньше. И помнила о папе. Почему я вовремя не обратил на это внимания? Следовало быть настороже, а я допустил, чтобы головой правило сердце. И теперь все Графство в опасности. Ведьма-ламия снова на свободе, и нет ни ведьмака, ни его ученика, чтобы остановить ее. Ладно, что сделано, то сделано, но теперь я просто обязан что-нибудь придумать.
Не все, конечно, беспросветно плохо, но и радоваться нечему. Мэг многое узнала обо мне с помощью ведьмовского чутья. Однако она не потрудилась обыскать меня, не нашла трутницу и огарок, а также ключ, способный открывать большинство не слишком сложных замков. Это хорошо. Я могу выбраться из камеры. И могу отпереть дверь камеры Ведьмака.
Плохо же то, что мой ключ не позволит открыть ворота, а иначе Ведьмаку не пришлось бы держать для этого специальный ключ на книжной полке в библиотеке. И вот этот ключ сейчас у Мэг. Даже освободи я нас обоих, мы по-прежнему оставались бы в подвале как в ловушке. Выход один — как можно скорее поговорить с Ведьмаком. Он что-нибудь непременно придумает.
И я с помощью своего ключа отпер дверь камеры. Замок открылся беззвучно, однако дверь точно приклеилась и, когда я навалился на ее, распахнулась рывком, с лязгом, отдавшимся эхом по всей лестнице. Я от всей души понадеялся, что Мэг была в кухне, у очага, и ничего не услышала. Взяв свечу, я на цыпочках вышел на площадку, поднес свечу к смотровому окошку камеры Ведьмака и заглянул внутрь, но мало что увидел — только постель в углу и темную фигуру на ней. Кто это — Ведьмак? А вдруг нет?
— Мистер Грегори! Мистер Грегори! — позвал я, стараясь говорить как можно тише.
Послышался низкий стон, груда на постели медленно зашевелилась. Это был Ведьмак, точно! Только я собрался снова окликнуть его, как внизу на лестнице послышался какой-то звук. Я обернулся и прислушался. Тишина. И потом снова то же самое. Кто-то поднимался сюда.
Крыса? Нет, судя по звуку, что-то более крупное. Внезапно снова все стихло. Может, просто почудилось? Страх иногда выкидывает удивительные трюки с разумом. Ведьмак любит повторять, что важно всегда различать сон и явь.
Я невольно затаил дыхание. И снова услышал неясный шум внизу. Видеть я ничего не мог, мешал поворот; оставалось строить догадки лишь по звукам.
Это было не похоже на то, как если бы по ступеням полз кто-то типа мертвой ведьмы, ухитрившейся вырваться на свободу. Но это не были и звуки шагов; значит, по лестнице поднимался не дух, не призрак и даже не человек, который по какой-то причине прятался внизу. Это были звуки, каких мне никогда прежде слышать не доводилось.
Движение, потом остановка; и снова движение, и снова остановка, все очень быстро. Казалось, кто- то движется больше чем на двух ногах! Наверняка дикая ведьма-ламия, кто же еще! Проведя долгие годы в яме, теперь она яростно жаждала человеческой крови. И приближалась ко мне!
Охваченный паникой, я без раздумий бросился в свою камеру, торопливо закрыл и запер дверь. Задул свечу — свет мог бы привлечь ее внимание. Хотелось бы знать, в безопасности ли я даже внутри запертой камеры? Если ведьма сумела вырваться из ямы, ей ничего не стоит согнуть прутья. Потом до меня дошло, что Мэг могла просто выпустить сестру из ямы, и на мгновение я почувствовал себя лучше. Однако я не успел даже испустить вздох облегчения, потому что на память пришло сказанное Ведьмаком: «Железо остановит большинство из них, если они сумеют добраться до ворот…»
Ведьма-ламия была самым опасным существом в подвале. И если она захочет сбежать, может, даже железные ворота задержат ее не так уж надолго! Не говоря уж о прутьях моей камеры; от одной этой мысли мне стало совсем не по себе. Оставалось лишь надеяться, что, просидев так долго в яме, ведьма еще достаточно слаба.
Я сидел тихо, чуть дыша, и внимательно прислушивался. Снова то же самое — движение и остановка, движение и остановка, но с каждым мгновением все ближе и ближе. Я вжался в стену и почти перестал дышать.
Что-то легко коснулось двери, потом сильнее, потом послышался скребущий звук, как будто по дереву царапали когти. Как жаль, что я, не подумав, заперся в собственной камере, а не в той, где находился Ведьмак! Тогда я мог бы разбудить его и попросить совета.
Было темно. Очень темно. Так темно, что, находясь внутри камеры, я не мог сказать, где кончается дверь и начинается стена. Однако квадрат, пересеченный тремя вертикальными прутьями, выглядел светлее того, что его окружало, значит, какой-то свет на лестнице есть, и стена на площадке отражает его, пусть и очень слабо.
Что-то перемещалось на фоне этого светлого квадрата. Всего лишь силуэт, но у меня не вызывало сомнений — это что-то вроде руки. Вот она вцепилась в прутья, но звук был не такой, как если бы с металлом соприкоснулось нечто облаченное в плоть. Звук был скрежещущий, как если бы по железу царапнули напильником, и вслед за тем шипение, исполненное ярости и страдания. Ведьма-ламия дотронулась до железа — и, значит, испытывает сильную боль. Только воля удерживала ее на месте. Потом перед прутьями заскользило вверх что-то большое, затмевая свет позади, словно темная луна. Наверно, голова ведьмы. Сквозь прутья она смотрела на меня, но было слишком темно, чтобы разглядеть ее глаза!
Снова послышался скрежет, дверь затрещала и заскрипела. Я затрясся от страха, понимая, что происходит, — она пыталась согнуть прутья или выдрать их из двери.
Будь со мной рябиновый посох, я ударил бы ведьму сквозь прутья и, возможно, прогнал бы ее. Но при мне не было ничего, даже серебряная цепь осталась в сумке, да и вряд ли от нее был бы тут прок.
К моему облегчению, наверху внезапно послышался лязг металла. Ламия отпустила прутья и исчезла из вида. Раздались приближающиеся шаги, за смотровым окном замерцала свеча.
— Назад! Назад! — закричала за дверью Мэг, и дикая ламия поскакала вниз по ступеням.
Свеча и шаги последовали за ней. Я так и сидел, скрючившись в углу. Спустя какое-то время шаги вернулись; я услышал, как на пол с лязгом поставили ведро, и в замке моей двери начал поворачиваться ключ.
Я торопливо рассовал по карманам трутницу и огарок свечи. Теперь я был рад, что не заперся в камере Ведьмака, иначе Мэг поняла бы, что у меня есть ключ.
Она стояла в дверном проеме, подняв свечу и другой рукой маня меня к себе. Я не двигался — был слишком испуган.
— Подойти сюда, парень, — сказала она. — Не бойся. Я не кусаюсь!
Она засмеялась собственной шутке.
Я встал на колени, но подняться не смог, так дрожали ноги.
— Ну, ты идешь, парень? Или мне придется подойти к тебе? Первое намного легче и не так болезненно.
На этот раз подняться мне помог ужас. Может, Мэг и домашняя, но по-прежнему ламия, и очень вероятно, все еще предпочитает любой другой еде кровь. Травяной чай заставлял ее забыть об этом, но теперь она точно знала, кто она такая. И понимала, чего хочет. В ее голосе звучали требовательность и властность, подавлявшие мою волю. Я побрел к открытой двери.
— Тебе повезло, что я как раз сейчас решила покормить Марсию, — сказала она, кивнув на ведро.
Я заглянул в него. Пусто. Не знаю, что там раньше было, но дно затягивала кровавая пленка.
— Чуть было не отложила это на более позднее время, но вовремя вспомнила, как отчаянно ей захочется добраться до тебя, такого молоденького. Джон Грегори для нее и наполовину не так привлекателен, — сказала Мэг со злой усмешкой, кивнув на соседнюю камеру и тем самым подтверждая, что Ведьмак там.
— Он правда заботился о тебе, — в отчаянии сказал я Мэг. — Всегда. Пожалуйста, не обращайся с ним так! Он ведь любит тебя. Действительно любит! Он писал об этом в своем дневнике. Я наткнулся на него случайно и прочел. Это правда.
Я помнил каждое слово…
«Как мог я столкнуть в яму ту, которую полюбил больше, чем собственную душу».
