— Ты прав. Пошли на ферму. Втроем.
— Джек не хочет видеть Алису, — напомнил я маме.
— Значит, придется ему потерпеть, — ответила она таким тоном, что я понял: никаких возражений со стороны Джека она не потерпит.
И вот чудо — Джек так обрадовался возвращению мамы, что, казалось, вовсе не заметил Алисы.
Мама помылась, переоделась и, хотя Элли все уговаривала ее отдохнуть, занялась приготовлением на ужин рагу из баранины. Пока она стряпала, я рассказывал ей обо всем происшедшем на Англзарк. Я ни словом не упомянул о том, как Морган терзал папину душу. Впрочем, подозреваю, что мама уже и сама об этом знала. Но даже если и так, все равно ей было бы очень больно услышать такое. Вот я и промолчал. Она и так много пережила.
Когда я закончил, она притянула меня к себе и сказала, что гордится мною. Так приятно было снова оказаться дома! Малышка Мэри уже спала наверху, в центре стола стояла свеча в медном подсвечнике, теплый огонь ярко горел в камине, и на столе ждала приготовленная мамой еда.
Однако это лишь снаружи, на поверхности, — тут все было как прежде; внутри многое изменилось и продолжало меняться. Мы все понимали это.
Мама сидела во главе стола, на бывшем папином месте, и выглядела почти как раньше. Мы с Алисой сидели напротив Джека и Элли. Конечно, к этому времени Джек уже опомнился от внезапной радости, и чувствовалось, что присутствие Алисы не дает ему покоя, вот только поделать он ничего не мог.
Тем вечером за столом говорили мало, но когда мы доели рагу, мама отодвинула тарелку, встала и обвела нас взглядом.
— Быть может, мы последний раз ужинали все вместе, — сказала она. — Завтра вечером я покину Графство и, возможно, никогда больше не вернусь.
— Нет, мама! Не говори так! — умоляюще воскликнул Джек, но она вскинула руку, и он смолк.
— Теперь вы все должны заботиться друг о друге, — печально продолжала она. — Вот чего желали мы с вашим папой. Однако я хочу сказать кое-что лично тебе, Джек. Прислушайся к моим словам. То, о чем говорится в завещании твоего папы, не может быть изменено, потому что я тоже этого хочу. Комната под чердаком должна принадлежать Тому всю его оставшуюся жизнь. И это должно оставаться в силе, даже если ты умрешь и ферму унаследует твой сын. Причину такого решения я объяснять не буду, Джек, потому что тебе не понравится то, что я скажу. Однако на кону нечто гораздо большее, чем твои чувства. Я ухожу, и моя последняя воля такова: ты должен полностью принять это решение. Ну, сын, что скажешь?
Джек молча склонил голову. Элли выглядела испуганной, и мне стало жаль ее.
— Правильно, Джек, я рада, что с этим разобрались. Теперь принеси ключи от моей комнаты.
Джек вышел и почти сразу же вернулся. Всего было четыре ключа, три поменьше от сундуков в комнате. Джек положил ключи на стол перед мамой, и она взяла их.
— Том и Алиса, вы оба идите со мной.
Она вышла из кухни, поднялась по лестнице и зашагала прямиком к своей личной комнате, той самой, которую всегда держала запертой.
Мама отперла дверь, и вслед за ней я вошел внутрь. Комната во многом осталась такой же, какой я ее помнил: сундуки, ящики, коробки. Этой осенью она привела меня сюда, достала из самого большого, стоящего у окна сундука серебряную цепь и подарила ее мне. Без этой цепи я сейчас был бы пленником Мэг или, что более вероятно, пошел бы на обед ее сестре. Но что еще хранится в трех самых больших сундуках? Меня разбирало любопытство.
Я оглянулся. Алиса, так и не переступив порог комнаты, стояла с боязливым, неуверенным выражением лица. А потом даже попятилась назад.
— Войди и закрой за собой дверь, Алиса, — сказала мама.
Алиса так и сделала. Мама улыбнулась ей и протянула мне ключи.
— Вот, Том. Теперь они твои. Не отдавай их никому. Даже Джеку. И все время держи при себе. Отныне эта комната принадлежит тебе.
Алиса оглядывалась по сторонам, широко распахнув глаза. Чувствовалось, что ей не терпится начать рыться в этих сундуках и ящиках, вызнать все их секреты. Должен признаться, я испытывал те же ощущения.
— А можно мне сейчас заглянуть в эти сундуки, мама? — спросил я.
— Внутри ты обнаружишь объяснение множества моих странностей, которые не раз ставили тебя в тупик; вещей, о которых я никогда не рассказывала даже твоему папе. В этих ящиках мое прошлое и будущее. Однако чтобы во всем этом разобраться, нужны ясная голова и острый ум. Тебе через многое пришлось пройти, ты устал и огорчен. Подожди, пока я уйду, Том. Возвращайся сюда весной — когда будешь полон надежд, а дни станут длиннее. Так будет лучше.
Я почувствовал разочарование, но улыбнулся и кивнул.
— Как скажешь, мама.
— Есть еще одна вещь, о которой мне нужно рассказать тебе. Эта комната — не просто хранилище ее содержимого. Пока она заперта, сюда не могут проникнуть никакие темные силы. Если ты смел, а душа твоя чиста и исполнена доброты, эта комната — крепость, защищенная от тьмы даже лучше, чем дом твоего хозяина в Чипендене. Используй ее лишь тогда, когда тебя будет преследовать нечто столь ужасное, что под угрозой окажутся и твоя жизнь, и душа. Это твое последнее убежище.
— Только мое, мама?
Мама перевела взгляд с меня на Алису и обратно.
— Алиса сейчас здесь и, значит, тоже может использовать эту комнату. Вот почему я привела ее сюда — просто чтобы удостовериться. Однако больше не приводи сюда никого. Ни Джека, ни Элли, ни даже своего учителя.
— Почему, мама? Почему ею не может воспользоваться мистер Грегори?
Я просто ушам своим не верил — что Ведьмака нельзя привести сюда даже в случае крайней нужды.
— Потому что за пользование этой комнатой платится определенная цена. Вы оба молоды, сильны, и ваше могущество растет. Вы выдержите. Однако, как я уже говорила, могущество Джона Грегори убывает. Он — догорающая свеча, которая погаснет, окажись он здесь. И если все же такая необходимость возникнет, ты должен объяснить ему все точно такими словами. И добавь, что узнал это от меня.
На этом мы покинули мамину комнату. На ночь нам с Алисой предоставили постели, но едва взошло солнце, мама накормила нас плотным завтраком и отправила в Чипенден. Джек должен был договориться о повозке, которая в сумерках повезет маму в порт Сандерленд. Оттуда она, вслед за Мэг и ее сестрой, поплывет к себе на родину.
Мама попрощалась с Алисой и попросила ее подождать меня во дворе. Алиса с улыбкой помахала рукой и вышла.
Мы обнялись — может быть, в последний раз. Мама попыталась заговорить, но слова застряли у нее в горле, и по щекам потекли слезы.
— В чем дело, мама? — мягко сказал я.
— Прости, сын. Я стараюсь быть сильной, но это так тяжело, что почти невыносимо. Не хочу говорить ничего, что еще больше расстроит тебя.
— Скажи, пожалуйста, скажи, если тебе хочется, — попросил я со слезами на глазах.
— Это просто о том, что время бежит ужасно быстро, и я была очень счастлива здесь. Я осталась бы, если бы могла, — правда осталась бы, но долг призывает меня уйти. Я была так счастлива с твоим папой! На свете не было человека более честного, преданного и любящего, чем он. А потом еще родились ты и твои братья… никогда больше мне не испытать такой радости, такого счастья. Однако теперь все кончено, и я должна вернуться в свое прошлое. Все промчалось так быстро, что сейчас кажется лишь коротким, счастливым сном…
— Почему все так устроено? — с горечью спросил я. — Почему жизнь коротка, а все хорошее быстро кончается? Стоит ли вообще жить, раз оно так?
Мама грустно посмотрела на меня.
