— Тогда идем. Не бойся, я не брошу тебя в погоне за
— Ты хороший, — улыбнулся Йири. — И все же — я пока не решил.
…Он тихо напевал что-то, склонившись над лижущим хворост язычком пламени — новорожденным костром. Голос был — шелест ветра, едва различимый, но верный. Казалось, мелодия не хочет покидать губ, на которых возникла. Кенну прислушался — темные, мягкие звуки; такие песни поют малышам в деревнях, ласковые и печальные песни. В этой было что-то о конях, речном тростнике и ожидании. И Кенну, беспечный, порою развязный, не осмелился подойти ближе.
Менялось что-то вокруг — или менялся он? Теперь караванщики обращались с ним иначе — уважительней, что ли. Старший, Хиранэ, только улыбался краешком рта и чуть качал головой, глядя на Йири. Теперь даже Райху придерживал язык. Как-то раз даже пробовал поговорить по душам. Странно это было. Рассказывал о мытарствах своих — человеком оказался, хоть и с не в меру злым языком.
И все же Кенну не дозвался его в Алый квартал. Йири хотелось взглянуть на танцы и представления, он видел их только во время остановок в селениях — туда забредали циркачи и прочий веселый люд. Остальное же влекло и отталкивало одновременно. Он никак не мог отказаться от того, что чувствовал, вспоминая Лин. Не только не мог — не хотел.
Как-то старый корзинщик рассказывал ему про человека, потерявшего любимую и жившего на поросшей сосновым лесом горе. Тридцать лет он сочинял песни о пропавшей подруге, а на тридцать первом году встретил девушку, похожую на нее, как два гречишных семечка сходны между собой. Он пел ей вечер и ночь, а потом умер. А девушка, по слухам, появляется на склонах той горы во время тумана…
Йири знал, что жить мечтами и ожиданиями — не для него. Он отвечает за тех, кто остался дома. Значит, нужно идти вперед, а не тосковать на горе.
— Ты еще совсем ребенок, — сказал ему Кенну. — Не думай, что пережил встречу всей своей жизни. Плюнь и забудь. Или не забывай, но не сохни.
Йири пристально посмотрел на него.
— И так, и не так. Но считай, что ты меня убедил.
Сорвал травинку, растер в пальцах.
— Ветер дует с разных сторон. Посмотрим, что мне сможешь показать ты.
А на Севере становилось все неспокойней. Северо-восток всегда отличался норовом, но сейчас беспорядки затронули и области северо-запада.
Приходилось принимать жесткие меры. Многие лишились всего. Нищих в Тхай-Эт не терпели — здоровых отправляли на работы, а ни к чему не пригодных принимало Небо и по своим законам судило.
В провинции Хэнэ было довольно тихо, жителям дали даже кое-какие поблажки — слишком уж много бедных деревень насчитывалось там, взять все равно было нечего.
А диких пчел не стоит дразнить…
Йири чинил уздечку, ласково отпихивая морду Сполоха. Тут, на пригорке, было тепло — нежно-зеленая трава, желтые цветы с кудрявыми лепестками. Часть караванщиков толпилась внизу — похоже, не могли о чем-то договориться.
Разговор донесся до Йири, и тот не сумел удержаться — с таким азартом спорили люди. Он подошел, стал неподалеку, не выпуская из рук порванной уздечки.
— Не хочешь отдавать — не бери, — горячился один. Ему возражал Кенну, нарочито лениво, но с искорками смеха в голосе.
— Да брось. Тот сам предложил помощь.
— А такие, как ты, и рады кусок ухватить, только дай!
Йири застыл в нерешительности, не поняв, о чем речь, и хотел уже тихонько вернуться на место.
— А ты что скажешь, совесть нашего каравана? — громко спросил Райху, заметив мальчишку. И тут же хмыкнул, словно сказал смешное.
— Я… не знаю. О чем? — все взгляды обратились к нему, и лицо Йири залила легкая краска.
— Загадка как раз для такого умника, — Райху присел перед ним на корточки, словно показывая, какой Йири взрослый и сколь весомо его слово.
— Если один человек долго жаловался, а другому это надоело, и он помог, должен быть первый благодарен второму?
— Должен.
— А он знать его не хочет. Я не просил, говорит.
Кто-то засмеялся — уж больно забавно это получилось у Райху.
— Так и было? Это правда? — недоверчиво спросил мальчишка.
— Правда, правда, — подтвердил кто-то. — Только речь о деньгах и товаре шла.
— Ну, как можно деньги и совесть равнять, — засмеялся рыжий приятель Йири.
— Следует возвращать любой долг, — твердо сказал мальчишка. — и, даже если не просил помощи, следует быть благодарным.
— Возвращать? Любой? — прищурился Райху. — А ты плавать умеешь? Может, столкнуть тебя в речку, а после вытащить?
— А здесь мелко, — притворно сожалеющим тоном ответил за младшего друга Кенну. — Только в иле перемажешься. Ты же неповоротливый.
Ночь выдалась необычная — седая. И звезды были подернуты сединой.
— Скоро дожди начнутся, — сказал Хиранэ. — Недолгие, но сильные.
У ночных костров сегодня почти не разговаривали. Сонные были все. Около полуночи завыли волки — сначала неподалеку, а потом за холмами отозвались.
— Волки? — завертел головой Кенну. Хиранэ ответил:
— Тут мало волков. И трусливые. Не нападут.
— Мало, всего два, — Кенну фыркнул. — Один тут, другой за холмом. Сидят, друг друга боятся.
Он протянул руку в темноту, нащупал ухо младшего приятеля, потянул.
— Эй, а ты волчар не боишься?
— А ему что бояться? Он оборотень, — тут же откликнулись с другой стороны.
Йири молчал, улыбаясь. Ему было хорошо.
А идти было еще долго, долго…
Он рад был снова увидеть Орэн — река ничуть не изменилась, такая же ласковая. Только на сей раз караван сразу направился к горам. В предгорье Эйсен весной было куда красивей, чем поздней осенью. Цвели сливы и вишни — нежной пеной, казалось, окутаны ветви; множество розовых, белых и желтых цветов покрывало крутые холмы. А степь между ними — словно зеленые шелка разбросали.
В предгорье начались леса, знаменитые северные, во многих стихах прославленные. С ветвей свисали длинные пряди мха; птичье многоголосье заглушало речь караванщиков.
— Говорят, тут нечисти много, — осторожно роняли люди, в сумерках поглядывая по сторонам.
Но день сменял день — и разве мелочь какую удавалось краем глаза поймать; но та исчезала мгновенно.
Просвистели стрелы, и двое охранников забились в судорогах на земле. Еще несколько караванщиков были ранены. Стрела чиркнула возле уха Йири, воткнулась в повозку. Он дернулся в сторону — и тут же, не успев вскочить, качнулся обратно. Из лесу с двух сторон выбежали люди с ярко-зелеными платками на лицах. Они молча набросились на караванщиков с какой-то звериной яростью.
Йири замер на земле, не зная, на что решиться. Он даже понять ничего не успел. Как мало, оказывается, надо времени, чтобы убить человека. Один взмах ножа…
Его не заметили — или не сочли достойным внимания. Вероятно, Йири мог сбежать — но даже не подумал об этом. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот разорвется. Он должен сделать хоть что-то, чтобы помешать… чтобы помочь… У мальчишки не было не то что оружия, под рукой не нашлось даже подходящего камня. Но Йири еще ни разу в жизни не ударил живое существо.
Хиранэ… он один стоил половины охранников. Те, кого не достала стрела, хоть и бились отчаянно, полегли быстро. Долго держался Райху — это он, склочный, противный, Райху крикнул «Беги, недоумок!»
Быстро… так быстро…
