лежащих в предгорье. Только нечисть была мелкая. Против серьезного противника — что они могут?
Журавли Иями украшают резные ворота, но не сойдут с них, чтобы отогнать страшную нечисть. И в монастыре всем не дашь приют.
Настоятель усмехнулся невесело. Горожане могут быть спокойны, если начнут умирать люди, то в глухих деревнях. Дед его рассказывал — было такое, давно… только не наместником тогда был Забирающий души, а любимцем наместника. Потом вроде убили его, только неправильно поступили, голову от тела не отделив.
Может, и вернулся — что для них мнимая смерть?
— Я пойду в предгорье, — глухо и твердо говорил названый брат настоятеля. Тот молчал. Очень много лет назад они призвали в свидетели Небо скрепить их родство — а потом, год спустя, оба избрали жизнь в стенах Соами.
— Тебе нельзя покидать братию, — продолжал он. — А послать кого-то из младших… — не договорил. И так было ясно — на опасное дело идут самые сильные.
Больше ни слова не произнесли об этом. Пили травяной настой из темно-коричневых чашек, разглядывали плывущие облака.
Вечером простились.
Шу, человек, которого Йири избавил от ложного обвинения, оказался отличным следопытом. У него было нечеловеческое чутье — мало того, что он знал каждую тропку в горах, он еще предсказывал с поразительной точностью, куда двинутся те или иные люди.
В поисках разбойничьих шаек он был незаменим. Проводил отряды, посланные для облавы на разбойников, узенькими тропками, ущельями, где на головы грозили сорваться камни — но все, кого он вел, оставались целы. И накрывали шайку за шайкой.
На господина Шу разве только не молился. Благодаря ему мать Шу не просто жила в достатке — сын получал хорошую плату, — но и поправилась. Наместник поручил ее заботам одного из лучших врачей города, и женщина словно помолодела.
Конечно, следопытом он был не единственным — Йири нашел и других, нашел и чем их привлечь. Но равного Шу не было.
— Подойди. Помоги мне.
Шу робел перед господином, хотя тот был неизменно приветлив. Кончиком кисти Йири провел по бумаге:
— Здесь перевал Жаворонка, так?
Охотник смотрел на разложенный лист подозрительно, узнавая и не узнавая родные места в легких изгибах — горы, ручьи, скупыми штрихами набросанные деревья.
Красиво… маленькие горы, едва намеченные — но как настоящие. Кисть движется над бумагой, не касаясь. Замерла… Едва уловимое движение — и на листе возникает кривая сосна. А ведь и впрямь, такая растет у развилки.
— Перевал? Да, господин.
— Между ним и ущельем Тайро нет деревень. Как думаешь, тут хорошо прятаться?
— Если бы я был главарем шайки, я нашел бы себе убежище здесь, господин. Там пещеры — и мало троп. Зато со скал видно все, что внизу. Легко нападать на путников и караваны, легко уходить от облав.
— Но мы не можем оградить всю эту землю… — задумчиво описал кисточкой неровный круг. — Разве что весь гарнизон бросить туда, чтобы камня на камне не оставить. Но нельзя.
— Чем я могу помочь, господин? — Шу подался вперед.
— Кое-кого мы нашли. Остальные… похоже, и правда здесь. Если нельзя охотиться на них, как на волков, попробуем, как на лис. Ничего нового, верно? Скажи, где лучше разместить приманку.
— Имеет ли смысл тратить силы на поиски мелких шаек в горах? — осторожно спросил Хэйтэни.
Наместник, читавший письмо, стремительно повернулся:
— Да! Одна крыса может заразить весь город. Если от набегов не страдают главные дороги, про остальное можно забыть, так?
В намерение очистить предгорья от разбойников он, похоже, вкладывал больше, чем просто «надо». Голос его едва уловимо менялся, когда речь заходила о нападениях на деревни или обозы. В эти моменты казалось, что он способен испытывать ненависть.
— Вы знаете, что о вас говорят в народе? — спросил Тайкено, командир личной гвардии.
— Знаю. Мне это давно безразлично… — помедлил. — Это ведь только слова…
Черное зеркальце — отполированный до зеркального блеска камень… Йири не видел таких, хоть в Столице было множество разных диковин. Древняя вещь…
Когда монах чуть повернул зеркальце и скосил глаза, чтобы, не меняя почтительной позы, видеть отражение Йири, тот удивленно и заинтересованно глянул на предмет в руках монаха. Протянул руку.
— Покажите.
Мягко прикрыл пальцами черную гладкую поверхность. Монах на миг замешкался, но тут же отдернул руку с зеркалом. А наместник проговорил уже иным тоном, почти неприязненным:
— Вот как…
«Он коснулся зеркала, — пронеслось в голове монаха. — Теперь я увижу лишь то, что захочет он!»
— Что же вы? — услышал гость, застывший в нелепой позе. — Что вы хотите?
Монах низко склонился.
— Благословенны дни ваши и ночи… Позволите удалиться?
— У меня нет причин вам мешать…
Монах проклинал себя за неосторожность, шагая по глинистой узкой тропинке. Он был готов и к тому, что живым не уйдет из дома наместника. Но тот поступил умнее. Позволил вернуться. И теперь — рассказывать братьям о своем позоре? О том, что был на волосок от разгадки, но так ничего и не узнал?
Если хозяин Окаэры не человек — отныне он будет настороже.
— Сегодня приходил монах с зеркалом, — сказал наместник Шинори. — Не надеялся уйти живым. Ты тоже меня боишься?
— Не так, как они, — ответил тот, тщательно обдумав.
— Порой мне и впрямь хочется перекинуться черной птицей… и делать все остальное, чего они так хотят.
— Не нужно, — пробормотал Шинори, испытывая неловкость — в первую очередь за то, что страх все же гнездится в душе.
— И без того много смертей, да?
Шинори склонил голову и молчал. Разве смеют низшие отвечать на такие вопросы?
— Хорошо, я понимаю, — в напевном голосе слышалось легкое раздражение. — Ты все делаешь правильно… Ступай, ты свободен.
Шайка Ёро отдыхала после удачного набега. Собрались на поляне возле пещеры, смеялись, потягивали хмельное питье из фляжек. Протянули одну Аоки — тот опять отказался.
— Почему? — поинтересовался Уж.
— Не хочу.
— С чего так? Не девочка вроде.
— Иди ты… Никогда и не пробовал толком, — отмахнулся Аоки. — Мелкий был… потом, в цирке, делал пару-другую глотков — не понравилось. А на Островке кто бы позволил…
— Сейчас-то позволено… За старые привычки держишься?
— Просто не хочу.
— Ты у нас еще малыш — сладкое любишь? — съязвил Суори. Рысенок только отмахнулся — привык к постоянному поддразниванию старшего приятеля. Сам мог ответить не хуже — всем в шайке Ёро так или иначе перепадало от его языка.
