дно дорожной холщовой сумки. Несколько амулетов — порой Вьюрок сомневался, есть ли от них прок, не обманули ли его, подсунув полное барахло. Только один, доставшийся по наследству, сомнений не вызывал — смешная фигурка из кости, помогает невзгоды переносить. Too в чехле — это для Айхо. Вьюрок намекал — схожу в город, принесу тебе инструмент, но мальчишка смотрел тоскливо и не отвечал.
Айхо ничего не сказал Вьюрку, когда тот собрался в город за пожитками. И то верно — ни денег, ни предметов, необходимых в ремесле актера. Жить-то надо. Опасно в город идти, но, если пока не выследили, может, и обойдется.
Остерегался, шарахался от каждой тени, но никто вроде внимания на Вьюрка не обращал. Хотя кто знает…
К Рэите заглянул — не дело бросать хозяина театра, ничего не сказав. Он хорошо обходился с актерами.
В подробности не вдавался — просто сказал, что решили уйти.
— Ты лишаешь меня всего, — горестно сетовал хозяин. — Айхо… украшение города. И зачем вам уходить?
— Я с ним. А он хочет уйти. Скажите, положа руку на сердце, — разве обойдется он без присмотра и заботы?
— В семнадцать лет я обошел полстраны, — проворчал Рэита, но махнул рукой и смирился. Он был человеком незлым. А историю с Айхо до конца знали немногие — хозяин театра онна в их число не входил.
Вьюрок шагал, глядя под ноги, сердито отбрасывая с дороги некстати попавшиеся камешки. Спроси его кто про Айхо сейчас, выругался бы длинно и непристойно. Устал уже уговаривать этого безмозглого покинуть Окаэру — а тот не говорил ни да, ни нет. Как девица на первом свидании, не знает, чего хочет! А ведь медлить нельзя, каждый миг на счету! Скоро найдут их убежище, можно не сомневаться.
Отшвырнув очередной камень, заметил всадника рядом. Видно, актер сильно задумался — даже стука копыт не услышал. Поклонился и пошел себе дальше.
— Вьюрок!
Актер обернулся, вновь отвесил учтивый поклон и некоторое время всматривался в молодого человека в темной одежде. Потом охнул и упал на колени. Сообразил наконец, кто перед ним.
Йири спрыгнул с коня. Выглядел он совсем не властно и очень молодо.
— Встань.
— Высокий… Я не узнал.
— Встань же. Хватит собирать на себя дорожную пыль!
Вьюрок поднялся, попробовал отряхнуться — и ждал, что скажет наместник. Верно, его люди неподалеку — не станет же он в одиночку ездить по городу.
— Он у тебя? — спросил Йири.
— Айхо? — посмотрев ему в лицо, актер понял, что солгать не сумеет. — Да.
— Где?
— Не в моем доме. Если возможно, Высокий, я отвечу за то, что он сделал.
Тот нетерпеливо качнул головой.
— Не ты.
Вьюрок снова рухнул на колени.
— Не троньте его, Высокий. Ради милости Неба!
— Это все лишнее. Он сам решил спрятаться у тебя?
Вьюрок хмуро молчал, уставившись в серо-желтую пыль.
— Я нашел его. Он хотел умереть.
— Вот как?
— А вы ожидали другого?! — почти со злостью вскинул глаза. — У него тоже есть гордость!
— Или нет смелости?
— Есть! Умения не хватило.
— Я не о том. Смелости явиться ко мне.
— Явиться к вам — подвиг для такого, как он. А его не учили быть героем.
— Учили только играть героев. — Йири с едва заметной усмешкой взглянул на актера. — Возможно, он слишком увлекся красивой игрой? Или, поранив себя, рассчитывал получить прощение?
— В таком не лгут, Высокий. По крайней мере, не Айхо.
— Неужто? Умеющий предавать?
Вьюрок осмелился встать, на сей раз не дожидаясь позволения. И похож был на птицу, что защищает птенца.
— Он не предавал вас, Высокий. Он просто ошибся.
— Как трогательно! — впервые в голосе наместника прозвучали недобрые нотки. Актера словно голого бросили в снег, он заговорил сбивчиво, торопясь изложить все — пока не велели молчать.
Йири выслушал. Повел плечом:
— Где он?
— Простите мою дерзость, Высокий… я не скажу.
— Хочешь разделить его вину?
— Я и так уже…
Господин задумчиво произнес:
— Если скажешь сейчас — ты свободен. Я не стану тебя преследовать.
— Нет, — оказывается, так светло и легко бывает, когда нечего терять.
Наместник улыбнулся — удивительно мягко, по-доброму.
— Нетрудно будет его разыскать.
— Я знаю, шин… Но сделаю все, чтобы Айхо не нашли. А если найдут — не отдам.
— Что же ты сделаешь? — все так же мягко — и без насмешки.
— Уж лучше я сам… Все равно Айхо попробует вновь, если увидит вас. Сколько можно мучить его? Он создан для радости, а знал лишь игру в нее.
— Каждый получает то, для чего создан.
— Я не верю в эти слова! Почему человек, наделенный красотой и талантом, должен испытывать только боль — или смириться и стать игрушкой?!
Наместник молчал. Потом спросил:
— Значит, не отдашь его мне?
— Господин… если меня живым отпустят, не отдам!
— Что же… Спешить некуда. Пусть поразмыслит. Только знай — я сомневался. Но после твоих слов… Ты сам не понял, что сказал — и в этом твое счастье.
Лежал, облокотившись на руку — царапина на боку еще немного мешала. Смотрел на щегла в узорной клетке, скачущего, чистящего яркие перышки.
— Дай ему зерен!
— Довольно. Перекормишь, и сдохнет.
— Мы же не можем подарить ему иной радости — пусть хотя бы клюет вволю!
Старший актер засмеялся.
— Весь ты в этом. Даритель. Радости не бывает много, хоть утони в ней! Только я думаю иначе.
— Угу, — откликнулся Айхо. — А моя жизнь полнее была. Мне подаренное отдарками возвращалось.
— Такими, что лучше бы и не надо!
Айхо улегся на бок, положил голову на кулак, снизу вверх посмотрел на товарища.
— Люди… Мне их жаль. Почти все несчастны. Едят много — а все голодны, напиваются, чтобы забыться — а им только горше. Если бы я мог стать чем-то большим, просил бы Сущего — пусть сделает меня прозрачным камнем, в котором горит свет. И чтобы каждый, коснувшийся камня, становился хоть ненадолго счастливым…
— И это все, что ты способен сказать? — прищурил глаза Вьюрок.
