Июльская зима

Димитр Димов Июльская зима

12 июля 1954 года великий прогрессивный и всемирно известный поэт Пабло Неруда отметил пятидесятилетие своей тревожной и непоседливой, но прекрасной и мужественной жизни. По этому случаю прогрессивная общественность его далекой родины Чили устроила торжественное чествование поэта, на которое были приглашены представители многих стран, включая Болгарию. Товарищу Николе Фурнаджиеву и мне выпала честь и редкое удовольствие проехать около тридцати тысяч километров и представлять болгарский народ, Болгарский национальный комитет защиты мира и Союз болгарских писателей на этом торжестве.

Чтобы добраться до Сантьяго – столицы Чили, нам пришлось пролететь над всей Европой, над Сахарой и Сенегалом, над Южной Атлантикой, над непроходимыми джунглями Бразилии, над бескрайними и унылыми пампасами, над гигантской цепью Анд, по сравнению с которой Альпы кажутся маленькими холмами. Чтобы добраться до Сантьяго, нам пришлось объясняться с враждебно настроенными консулами и мелкими таможенниками, которые подозревали, что мы везем идеологические бациллы, способные мгновенно заразить безработных и голодных на всем Западном полушарии. В Дакаре и Пернамбуко мы задыхались от влажной духоты тропиков, а в Монтевидео и над Андами дрожали под ледяным дыханием Южного полюса. Мы проезжали через страны, куда лето приходит в другое время и где в июле и августе зима, а в январе и феврале люди ищут прохлады на морских пляжах. Мы видели незнакомые созвездия, цветных людей, удивительных животных и экзотические растения. Мы плыли по нескольку дней подряд пароходом по тихим синим южным морям. Сходили на изумрудные берега, потонувшие в пышной тропической растительности. Гуляли по причалам в портах, где негры и мулаты грузили на пароходы кофе и какао.

Признаюсь, у меня все еще стоят в глазах красота залива Рио-де-Жанейро на закате солнца и апокалипсические, голые, безлюдные, я бы сказал, наводящие ужас вершины, пропасти и долины Анд, от которых веет космической мощью материи.

И везде, в этих столь различных климатах и пейзажах, были люди. Да и чего стоит, в сущности, природа без человека? Ясно, что я должен рассказать вам о людях хотя бы столько же, сколько о пейзажах и климатах. Итак, мы повидали очень много людей! Одни были белые, другие – черные, третьи – желтые, четвертые – коричневые или бронзовые. Одни надрывались за ничтожную поденную плату в рудниках Чили или, обливаясь потом, грузили мешки с какао в Баие. Другие, пресыщенные едой, танцевали в отелях Сантьяго или лениво прохлаждались под вентилятором на океанском пароходе. Одни медленно гибли от бедности, от голода, от алкоголизма и от тропических болезней, их уделом было немое и безнадежное вырождение; другие лопались от животного здоровья, и их волчий аппетит разыгрывался в предвкушении новых барышей. Одни были далекие, холодные, равнодушные, другие, напротив, – несмотря на незнакомые созвездия, несмотря на несовпадение времен года с нашим, северным полушарием – относились к нам с трогательной сердечностью, заботой и теплотой; одни нас ненавидели, другие – любили, одни смотрели на нас так, будто нас не видели, другие жадно ловили и впитывали каждое слово о жизни и строительстве в Болгарии. Один чилийский рабочий в Вальпараисо прочитал свою поэму о Димитровграде и Болгарии. А ирландский профессор, томясь от скуки на пароходе, равнодушно спросил меня между двумя глотками виски – кто в Болгарии у власти: консерваторы или социалисты? Мы видели так много и таких разных людей!.. И в этом контрасте между людьми было что-то еще более тоскливое и пронзительное, чем суровая печаль и пустынное одиночество пейзажей Анд. Короче – наши впечатления от Западного полушария, и особенно от Южной Америки, были бы гораздо мрачней, если бы наряду с роскошной природой, убийственным тропическим климатом и уродливыми контрастами между людьми мы бы не видели и того, что дает пищу гордости человеческой. Что же это такое? Это, во-первых, вечное, неугасимое, оптимистическое стремление человека к освобождению от оков духовной и материальной нищеты. Это, во-вторых, неизменное, уверенное и не менее оптимистическое торжество ума, воли и энергии человека над дикой природой, жестоким климатом и смертоносными болезнями. Вот то, что мы видели на каждом шагу в Южной Америке и что подтверждает глубокую мысль Горького: «Человек – это звучит гордо». Именно в Чили, где всего три года назад рабочих разгоняли танками и пулеметами, существует маленькая, но удивительно сплоченная коммунистическая партия, руководящая всеми прогрессивными силами в стране и организующая их на борьбу против американской эксплуатации и так называемого «американского образа жизни». Именно в Чили, где монополии США извлекают миллиардные прибыли из селитры и меди, не оставляя ни гроша чилийскому народу, и где земля еще со времен конквистадоров поделена между феодалами, Пабло Неруда прочитал свои пламенные стихи против тирании олигархий и социальной несправедливости. Именно в Бразилии, где тропический климат так удушлив, где восемьдесят процентов населения неграмотно и где, несмотря на огромные богатства страны, человеческая нищета и человеческие страдания на первый взгляд так безнадежны, существует большая, очень сильная и активная коммунистическая партия, которая заставляет американские монополии и местных феодалов скрежетать зубами. Именно в Бразилии, где, кажется, еще с португальских времен все потонуло в тропической неге и меланхолии, теперь зреет, быть может, один из самых драматичных конфликтов между сытыми и голодными, так правдиво и художественно отраженный в романах Жоржи Амаду. И наконец, когда мы летели в самолете над хребтом Анд, над их головокружительными пиками и зубцами высотой от шести до семи тысяч метров, я ощутил в себе гордость духа человеческого, который побеждает материю и природу. Наш четырехмоторный самолет был голландским, но какое это имело значение? Каждому известно, что самолет (обладая не меньшими удобствами) вполне мог быть советским, а завтра, возможно, и польским или болгарским!.. И в волнении, испытанном мною тогда, главным было это удивительное ощущение, что человеческие существа летят на машине над апокалипсическими пропастями со скоростью пятьсот километров в час на высоте восемь тысяч метров. Это тоже звучит гордо!..

В центре Сантьяго есть невысокий холм, заросший пальмами, названный «Санта Лусия». На этом холме стоит памятник дону Педро де Вальдивия. Кто такой дон Педро де Вальдивия? Если судить по бронзовой статуе и надписи на памятнике – это бородатый конквистадор, «идальго» с огромным мечом, в высоких сапогах и плаще, испанский дворянин, лишенный титула и наследства по закону майората. Говоря на более современном языке – типичный паупер из дворян, феодал-авантюрист XVI века. Дон Педро де Вальдивия прибыл в Чили с отрядом из ста пятидесяти душ таких же, как и он, авантюристов. Первым их делом – по уже установившейся традиции конквистадоров в Мексике и Перу – было перерезать или сжечь на кострах всех индейцев, которые отказались подчиниться и принять христианство, вторым – основать укрепленное поселение, которое они назвали Сантьяго. У меня нет ни малейшего намерения искать хотя бы исторического оправдания подвигам дона Педро де Вальдивия в XVI веке, веке религиозного фанатизма и Варфоломеевской ночи. (Эти подвиги, впрочем, теперь несколько бледнеют перед тем, что американцы сделали в Корее, а англичане – в Малайе и Кении.) Нет никакой существенной разницы между побуждениями, делами и судьбой дона Эрнана Кортеса в Мексике, дона Франсиско Писарро или Альмагро в Перу и дона Педро де Вальдивия в Чили.

Постарайтесь представить себе человеческую драму испанской колонизации в Южной Америке. Представьте себе горстку авантюристов, набранных с бору да с сосенки, которая пересекает океан и совершает прыжок в бездну незнакомого континента. Представьте себе их шаткие деревянные каравеллы, на которых теперь мы не рискнули бы даже проплыть по Ла-Плате от Буэнос-Айреса до Монтевидео. Представьте себе первобытное оружие, которым они пользовались, горько-соленое мясо, которое они ели, безвкусную воду, которую они пили, представьте себе убийственный климат, желтую лихорадку, враждебность индейцев – представьте себе все это, – и тогда вы признаете, что эти висельники с мечами и в плащах обладали если не гуманными принципами, то по крайней мере смелостью и энергией. После расправ с индейцами, после разграбления золота начались интриги, раздоры и междоусобицы. Писарро