Симона молчала. Она ждала, когда он вновь соберется с мыслями и продолжит рассказ.
— Короче, мы снова сошлись. Той близости, что в детстве, может быть, уже не было. Но, учитывая то, что мы с Ноланом, скажем так, разные, это нормально… — Блю пожал плечами. — Впрочем, если посмотреть на других, наша дружба, пожалуй, еще не худший вариант…
Он замолчал и допил свой кофе.
Симона задумчиво вертела в руке опустевший бокал.
— Что ж, — произнесла она, — можно сказать, вы все-таки последовали совету отца — определились с тем, что значит для вас дружба. — Симона подумала, что отец Блю, должно быть, понравился бы ей.
— Если б я знал, что благодаря дружбе с Ноланом я познакомлюсь с очаровательной сероглазой тигрицей, — в глазах Блю искрились лукавые огоньки, — я бы, пожалуй, ценил эту дружбу еще больше.
Несмотря на то что Симона восприняла слова Блю как не более чем дружеский комплимент, они были ей приятны, точно так же как вкусный ужин, уютный полумрак гостиной, тихая музыка… Возражать против этих слов означало бы сейчас нарушить гармонию этого вечера. Симона улыбнулась, не чуть заметно, как обычно, а — впервые за все время общения с Блю — широко и ощутила в своей груди приятное, блаженное тепло.
— Прошу вас, не надо. — Она хотела сказать это сильным, решительным голосом, но у нее получился лишь едва слышный шепот.
Блю кивнул. Симона заметила, что он на секунду закрыл глаза.
— Вы правы, — произнес он. — Я не должен так говорить. Мне полагается делать свою работу и не лезть не в свои дела. Я не ошибся?
Симона кивнула. Разумеется, Блю был абсолютно прав…
Он медленно поднялся со своего места, подошел вплотную к Симоне и пристально посмотрел на нее. Выглядел он сердитым.
— Тогда почему же я это делаю? Почему я все время пытаюсь вывести вас из себя? Впрочем, мы оба это знаем — потому, что вы притягиваете меня, я хочу вас, хотя, казалось, более неподходящих друг другу людей нет во всем мире.
Симона набрала в легкие воздуха, пытаясь сохранить в себе хотя бы малую толику здравого ума.
— И в этом вы тоже правы, — прошептала она, словно стараясь скрыть от него свое согласие.
— Вы, кажется, соединили в себе все то, чего я не люблю в женщинах, — властная, помешанная на карьере… и слишком богатая, это вас портит.
Где-то в глубине души Симоне даже нравилось, что она вызывает у Блю такие чувства.
— По-моему, богатство никого не может испортить, — намеренно вызывающе произнесла она.
— Кроме того, у вас такой язык, что вас не переспоришь. На каждое «да» у вас найдется десять «нет».
Симона вскочила на ноги.
— Я вовсе не такая! Вы ничего не знаете обо мне! Откуда вам знать, какой у меня язык?
Симона снова получила возможность поразиться тому, как молниеносно менялось настроение этого загадочного человека: теперь он лукаво улыбался.
— Да, я не знаю, какой у вас язык, — произнес он, не отрывая взгляда от ее губ. — Но это легко проверить.
Симона смотрела на него широко распахнутыми глазами, и Блю представилось на мгновение, что она обнимает его взглядом. Их разделяли три фута — слишком много и слишком мало…
Блю подошел к Симоне и притянул ее к себе. Ему казалось, что он сойдет с ума, если не поцелует эту женщину — и прямо сейчас. Он взял ее ладони и положил себе на плечи. При этом, пристально глядя в глаза Симоне, старался прочесть в них хотя бы тень желания, но видел лишь растерянность. Однако так или иначе, она не вырывалась.
— Поцелуйте меня, — тихо произнес он.
По-прежнему ни малейших признаков страсти в ее глазах — лишь нерешительность, смешанная со страхом.
— Я не должна этого делать, — прошептала она, обращаясь не столько к Блю, сколько к самой себе.
Блю опустил ее руки. Но Симона, неожиданно для себя самой, напротив, притянула его голову к себе и коснулась губ своими губами — так легко, что Блю в первый момент решил, что это ему почудилось. Он закрыл глаза и застыл. Он ждал не такого поцелуя, но и это было уже кое-что, а остальное — дело времени… Сейчас ему было пока достаточно просто держать ее в своих руках. К тому же насколько страстным будет поцелуй, зависело от него. Инициатива, в конце концов, и должна исходить от мужчины…
Поцелуй был долгим, и страсть с каждой минутой все нарастала. Блю уже хотелось большего, гораздо большего, но Симона отпрянула от него.
Он пристально смотрел на Симону. Та выглядела растерянной или, скорее, напуганной.
Блю чувствовал, как бешено пульсирует кровь в его висках, но, стараясь не обращать на это внимания, отступил на шаг.
— Простите. Это была ошибка… — прошептала Симона.
— Говорите что хотите, Симона, делайте что хотите, только, ради Бога, ни о чем не сожалейте! Вы потрясающе целуетесь…
— Не надо. — Симона подняла руку, призывая его замолчать. — Ничего не говорите! Поверьте, Блю, я не хочу вас обидеть. Вы слишком многого не знаете обо мне, об «Анджане»… — Она отошла на несколько шагов и снова повернулась к нему. — Все объяснить было бы слишком сложно… Просто я связана кое- какими обязательствами…
— Какими? Кто на вас их наложил?
— Я сама. Но эти обязательства касаются не только меня, но и других. Я не могу их нарушать.
Симона оборвала речь столь же неожиданно, как и начала, словно пребывая в раздумье, следует ли продолжать дальше. С минуту оба напряженно молчали.
— Так расскажите мне об этих обязательствах. — Он подошел к ней и дотронулся до ее подбородка. — Неужели вы поклялись не заниматься любовью до сорока лет?
Симона сделала шаг назад.
— Это не шутка, — серьезно сказала она.
— Хорошо, расскажите мне. Какие обстоятельства могут помешать взрослым людям заниматься тем, чем занимались все нормальные мужчины и женщины со времен Адама и Евы?
Губы Блю слегка дрожали, и это было единственным, что выдавало его состояние, — внутри у него все кипело. Будь он помоложе, таким, как эти современные молодые люди, он бы, может, и знал, как ему действовать в этом случае… Все, что оставалось ему, — это терпеливо ждать.
— Я уже была замужем, — произнесла наконец Симона. — Вы об этом знали?
Он кивнул:
— Нолан, кажется, упоминал… Что же произошло?
С минуту Симона смотрела на него, как бы решая про себя, стоит ли продолжать разговор.
— Он ушел. — Слова сорвались с уст, как пули, холодные и безжалостные. — Джозефина говорила, что этого и следовало ожидать. Но я этого не ожидала. Я была молода, мне хотелось жить по-своему, и я решила доказать ей, что она не права. Хвастаться нехорошо, но я всегда работаю много и напряженно. Но ни над чем я не трудилась так самоотверженно, как над тем, чтобы сохранить этот брак. — Симона вздрогнула, снова коснувшись старой, давно зажившей раны. — Но брак продлился всего два года. В один прекрасный день он просто взял и ушел…
— Почему?
Симона снова замолчала и задумалась. Поцелуй все еще горел на ее губах, и это мешало ей сосредоточиться.
С тех пор как Харпер ушел, она почти никогда даже не упоминала в разговоре его имя. Это было тяжело для нее, слишком тяжело… Симона отвернулась, стараясь не смотреть на Блю. Разве ее неудачное замужество не доказало ей раз и навсегда, что Джозефина была права — все мужчины одинаковы? Разве Симона не рассталась уже давно с глупой девичьей мечтой о сказочном принце и о прекрасной любви?
