Однако поцелуй горел на ее губах, а голова кружилась от его внезапного появления.
— Что это значит? — без энтузиазма спросила она, присев на краешек стола.
Если Блю и заметил ее мрачный вид, то на нем это нисколько не отразилось.
— Кажется, я близко подошел к разгадке, что за аферу предлагает тебе Хэллам. — Блю возбужденно заходил по комнате. — Во-первых, знаешь ли ты, что сэр Майкл Твикерс…
— Твиккем.
— Твиккем должен Хэлламу кругленькую сумму. Он держит это в строгом секрете, но мне все-таки удалось разузнать. Возможно, именно поэтому он так и нахваливал Хэллама. Во-вторых, я раздобыл кое-что даже поинтереснее — куда девался неуловимый Ричард Крэнуэй. Оказывается, он просто уволился из компании Хэллама за два дня до того, как мы появились в Лондоне. Уехал в отпуск в Испанию, а затем позвонил оттуда и заявил, что уходит.
— Все это довольно странно. — Симона задумчиво потерла висок. — Но этого еще мало, чтобы делать какие-то выводы.
— Может быть, ты и права. Но не кажется ли тебе подозрительным, что Хэллам почему-то скрывает, что Крэнуэй на него больше не работает?
— Может, Хэллам надеется, что он вернется?
— Сомневаюсь. Впрочем, попытаюсь все-таки выйти на самого Крэнуэя — через пару дней он должен вернуться в Лондон.
Блю подошел к Симоне вплотную, пристально глядя ей в глаза. Она почувствовала его дыхание совсем рядом и ощутила непреодолимое желание дотронуться до него…
— Как ты провела день без меня, тигренок? — спросил Блю.
Она отступила от него на шаг.
— Не называй меня так. — Голосу ее, однако, не хватало уверенности.
Блю, казалось, ничто не могло вывести из себя.
— Как прикажете, мисс Дукет. — Он кинул взгляд на ее стол, заваленный бумагами. — Похоже, ты занята. Не буду тебе мешать. Кстати, я ухожу и вернусь поздно — встречаюсь с одним другом. Надеюсь, сегодня вечером я тебе не понадоблюсь?
«Что ж, отлично, что он уходит, и не надо об этом жалеть…»
— Нет, — произнесла она, — сегодня ты мне не понадобишься. Я… у меня у самой назначена одна встреча. Так что до завтра.
Он снова улыбнулся. Улыбка эта почему-то сильно разозлила Симону.
— До завтра, — повторил он и, даже не оглянувшись, вышел.
Как же ей хотелось запустить ему вслед чем-нибудь тяжелым!
Блю вернулся домой после часа ночи.
Слух Симоны, должно быть, по-прежнему был обострен, ибо она явственно услышала, как открылась его дверь. Она повернулась на бок. Спать, только спать! Эта ночь ничем не отличалась от тысячи других ночей, проведенных ею в постели в полном одиночестве. Один безумный уик-энд ничего не может изменить в жизни женщины, если весь смысл этой жизни — в ее бизнесе.
Однако заснуть она не могла, как ни пыталась.
В половине третьего она услышала легкий стук в дверь. Сев на кровати, Симона стала вглядываться в темноту, едва различая контур разделявшей их двери. Стук повторился, и Симона соскользнула на краешек кровати и ступила босыми ногами на пушистый ковер.
Она должна была притвориться, что спит, но против воли, не останавливаясь, шла к двери. Рука Блю была занесена для того, чтобы постучать в третий раз, когда Симона открыла дверь. Она застыла на месте, не в силах дышать.
Блю стоял так же неподвижно. Тишина казалась абсолютной.
— Ты знаешь, зачем я постучал, — произнес наконец он. — Впрочем, ты могла сделать вид, что спишь…
Вспомнив их разговор в Холлуинде, Симона поняла, что он имеет в виду.
— Могла бы, — рассеянно произнесла она, хотя знала, что на самом деле это было невозможно.
И снова их окутала долгая, напряженная тишина. Блю сделал шаг вперед, и через секунду в его крепких руках оказалось хрупкое лицо Симоны. Она смотрела на него испуганными глазами ребенка, оставленного на ночь в темной комнате.
— Ну так как? — произнес он. — Игра закончена?
Симона опустила голову. Сердце ее бешено стучало, в висках пульсировала кровь. Она с трудом преодолела желание дотронуться до Блю.
— Мне страшно, — чуть слышно прошептала она.
Он улыбнулся:
— Не верю. А я-то думал, моя тигрица ничего не боится… — Наклонившись, он поцеловал ее.
Симона закрыла глаза и почувствовала, как каждая клеточка ее тела стремится навстречу желанию, охватившему их обоих. Она буквально осязала этого мужчину — его запах, сильные мужские руки, частое биение сердца… И она знала… знала, что любит его.
Она не понимала до конца, можно ли то, что он чувствует к ней, назвать любовью, но она любила его, и этого было достаточно. И она осознавала, что на пути ее любви будет стоять серьезное препятствие — Джозефина. Симона старалась не думать о матери.
— Я уйду, если хочешь, — тихо произнес Блю. — Я не хочу делать этого, но если ты хочешь…
Симона подняла голову и посмотрела на него. Спокойная улыбка Блю поднимала ей настроение.
— Вообще-то, — улыбнулась она в ответ, — я собиралась продлить твой контракт.
— Но, как я понимаю, работать буду бесплатно?
— Разумеется. — Симона сама не ожидала, что эта немудреная шутка так поднимет ее настроение.
— Хорошо, потому что, — Блю подхватил Симону на руки и понес к кровати, — эта работа мне нравится. Да что говорить — я так люблю тебя, что готов работать по двадцать часов в сутки на рудниках, если тебе это будет нужно!
Бережно положив Симону на кровать, Блю поцеловал ее и отступил на шаг, но она осталась лежать. Еще минуту назад ей казалось, что для нее не важно, любит ли ее Блю. Теперь, когда он сам в этом признался, она знала, что ей необходимо было это услышать…
— Ну вот я и признался тебе в любви… — рассеянно произнес он. — Если честно, не так я хотел тебе об этом сказать…
Симона приподнялась и внимательно посмотрела Блю прямо в глаза. Он выглядел растерянным, и это было ново для нее. Она привыкла видеть его веселым или сердитым, порою задумчивым, но растерянным — никогда. Это было так по-человечески…
— А как ты хотел сказать? — спросила Симона. Он пожал плечами:
— С цветами, с шампанским, в торжественной обстановке… — Блю казался не на шутку расстроенным.
Симона попыталась подавить улыбку, но безуспешно.
— Понимаю, — только и смогла проговорить она.
Блю прищурился.
— Ты не… — начал он.
— Что «не»? — уточнила она.
— Не споришь со мной.
— А зачем мне с тобой спорить? — ничего не понимая, спросила Симона.
— Да вроде бы и впрямь незачем… — Он покачал головой. — Если, конечно…
— Что?
— Если, конечно, ты тоже любишь меня. — Симона заметила, как кривятся его губы, пытаясь скрыть улыбку.
— Я когда-нибудь говорила тебе, что ты невыносим? — улыбнулась она.
— И не один раз.
