— Что стряслось?
— Прошлой ночью из моей квартиры увели Веру.
Юрий побледнел. Ему не надо было объяснять, кто такая Вера. Его аккуратно подстриженные усики, острые скулы и глубоко посаженные глаза придавали ему вид шаловливого грызуна, но сейчас он оставался совершенно серьезным. Он уже открыл рот, чтобы ответить, как вдруг в его твердом взгляде промелькнул страх — он что-то увидел у меня за спиной.
Оглянувшись, я заметил Мужчину плотного телосложения. Направлялся он прямо к нам. Узкое длинное пальто. Каменное лицо. Все внешние признаки агента КГБ. Поодиночке они никогда не ходят, предпочитают выслеживать жертвы втроем. Я забегал глазами, отыскивая других. Юрий еле удерживался, чтобы не дать деру, но бежать было поздно — они застукали нас на переходном мостике. Я же прикидывал, как бы поудобнее спрыгнуть вниз. В этот момент человек из КГБ быстро прошел мимо, мельком бросив на нас безразличный взгляд, и буквально расцвел при виде женщины, которая кинулась в его объятия, глупо хихикая, будто школьница.
Юрий с облегчением вздохнул. В этот момент я бы сумел опустошить водочную бутылку прямо из горлышка, на одном дыхании. Конечно, мы слышали о роспуске КГБ, даже своими глазами видели признаки его кончины. Но нас запугивали десятилетиями. На то, чтобы преодолеть страх перед органами, потребуются тоже десятилетия. Некоторое время мы приходили в себя, а затем молча побрели на другой конец мостика.
Наконец Юрий успокоился, вытащил сигарету и вкратце сообщил, что ему стало известно о Воронцове: ему шестьдесят, родился в Жуковке, элитарном поселке под Москвой, изучал экономику в Плехановском институте, затем перешел учиться в престижный институт международных отношений; номенклатурный работник, принадлежит к привилегированной партийной иерархии, работал в советских посольствах в Лондоне, Берлине, Токио и Вашингтоне; в настоящее время контролирует деятельность комитета по управлению государственным имуществом.
— Контролирует? А я-то думал, что Госкомимущество — самостоятельное учреждение.
— Было таким, пока не одолела его коррупция и Министерству внутренних дел не поручили курировать комитет.
— Стало быть, Воронцов как бы контролер?
Юрий кивнул, уточнив:
— Один из таких надсмотрщиков.
— Он чист или замаран?
— Понятия не имею. А что?
Юрий был явно ошеломлен, когда я вкратце рассказал ему об убийстве.
— А ты отдаешь себе отчет в том, что теперь у тебя в руках? — спросил он.
Я кивнул, а он между тем продолжал:
— Это дело угрожает становлению и развитию рыночной экономики. Если начнут уклоняться от выполнения обязательств, то частные капиталовложения в нашу экономику станут быстро сокращаться. Но эта… эта… наша внутренняя коррупция — это тебе не переметнувшийся конгресс США, это не перебежчики, предавшие Ельцина и захватившие в свои руки Белый дом. То, что они свергнут нынешнее правительство, объявят в стране чрезвычайное положение и распустят парламент, — это лишь вопрос времени. Но Ельцин пока еще может поломать все их затеи. Если он этого не сделает, тогда можно сказать «гуд бай» всем нашим начинаниям и распрощаться с получением твердой валюты в том числе. Не будет ни долларов, ни франков, ни фунтов, ни марок. Ничего не будет. — Он остановился на секунду-другую, сам поразившись обрисованной перспективе, а затем, озабочено глядя мне в глаза, сказал: — На твоем месте я бы ко всем этим фактам подходил с особой осторожностью.
Я снова согласно кивнул, но давать обещание воздержался. Дойдя до конца мостика, мы побрели вдоль торговой линии на втором этаже.
— Откуда у тебя такие факты? — спросил он — Из «Новостей»?
Он имел в виду «Московские новости», самую осведомленную газету, сотрудничающую с движением «Гласность», она раньше всех воспользовалась свободой печати, активно поддерживала политические реформы, ее переводили во многих странах, в том числе в Англии, Франции, США, а в Израиле распространяли на русском языке. Так она начинала, но все это ушло в прошлое, после того как газета перешла в боязливые руки других редакторов.
— А ты все еще ее выписываешь? — не ответив, спросил я, хотя знал заранее, что он скажет.
— Нет. Я переключился на «Независимую газету», — ухмыльнулся Юрий, назвав беспартийную аналитическую газету, которая хотела быть похожей на «Нью-Йорк таймс», а стала сильно смахивать на «Нью-Йорк пост».
— О-о, как же так?
— Видишь ли, для меня «Новости» стали степенной респектабельной газетой. Они утратили свою независимость.
— А почему же ты решил, что я черпаю информацию у них?
— Мне кажется, эта газета больше отвечает твоему стилю.
— Степенная газета? Утратившая независимость?
— Тебе лучше знать, Николай. «Новости» отличаются зрелостью мыслей и содержательностью. Ну, а «Независимая» — она тенденциозна и злободневна. Хотя обе газеты по-своему интересны.
— Да, все тащат свои статьи именно в эти газеты. Образовался как бы рынок спроса.
— А где его нет? У «Коммерсанта»? «Аргументов и фактов»? У «Огонька»? — перечислял Юрий популярные либеральные издания.
— У «Правды» нет.
— У «Правды»? — переспросил Юрий, иронически хмыкнув. — Я-то считал, что «Правда» сошла с дистанции.
— Временно. Теперь она возвращается на беговую дорожку как сугубо политическая газета. Разоблачение скандальных происшествий придало бы ей характер поборника попранных прав. Да такой поворот уже сам по себе новость.
— И все же «Правда» — это истрепанная коммунистическая газетенка. Ее номерам место в унитазе.
— А это как раз и создает рынок предложений.
— Вовсе нет. Поэтому-то они и платят гроши.
— Ну, моя информация стоит дорого.
— Да, на тех страницах ее никто всерьез не воспринимает. Тебе лучше знать об этом. Недаром ведь шутили, что «Правда» означает истинную правду.
— Насмешки можно пресечь, лишь опубликовав в конце концов истинную правду. Другого варианта нет. Я намерен предложить им такой шанс.
— Если только ты прав. Если можно доказать существование этой недоказанной пока коррупции. Если ты сумеешь…
— Хватит. У меня насчет этого верные предчувствия, Юра. Очень верные. От этого перевернется вся моя жизнь.
— Или на этом и оборвется.
— А разве есть что-то новое? Мы годами имели дела с головорезами. С громилами Сталина, Хрущева, Брежнева. Они сошли со сцены, а мы все еще здесь.
— Верно говоришь, — задумчиво произнес Юрий. Эскалатор подвез нас к толпе покупателей, суетливо метавшихся из одной очереди в другую. — Но теперь распознать их намного труднее.
4
