Прищурившись, я попытался разглядеть своего застенного противника. В дыре передо мной маячило лицо мадам Дюррел, ее рыжая шевелюра была словно наэлектризована, а грубо накрашенные губы изогнулись в торжествующей ухмылке.
— Вы думаете, я не знаю ваших уловок? Вы должны мне две сотни франков!
— Я их заработаю в походе, — хрипло прошептал я. — Пожалуйста, отпустите ружье, мадам, тогда я смогу вернуть все долги.
— Как же это, интересно, — очередным убийством? Платите немедленно, или я позову полицию!
— Я никого не убивал, но мне нужно время, чтобы привести в порядок мои дела.
— Начиная с арендной платы!
— Осторожней, мне не хотелось бы ранить вас. Винтовка заряжена.
Такой хитростью я не раз пользовался, занимаясь пушным промыслом.
— Уж не думаете ли вы, что меня легко испугать? Ружье останется у меня в качестве залога!
Я с силой дернул приклад на себя, но хозяйка яростно тянула ствол в свою сторону.
— Хватайте его, он явился за своими пожитками! — заорала она.
Ее цепкая хватка не уступала сцепившему челюсти терьеру.
В отчаянии я резко изменил тактику и, вламываясь в свою комнату, оторвал еще несколько досок от стенной панели. Вместе с ружьем, щепками и облаком пыли я рухнул на домохозяйку.
— Извините. Мне хотелось удалиться без шума и пыли.
— На помощь! Насилуют!
Я поплелся к окну, волоча за собой вцепившуюся в мою ногу мадам Дюррел.
— Ах, негодяй, по тебе уже плачет гильотина!
Я выглянул из окна. Тальма исчез из темноватого двора. Вместо него там маячил жандарм, удивленно таращивший на меня глаза. Проклятье! Полицейские не проявили и половины такой прыти, когда я однажды пожаловался им на карманника.
Мадам Дюррел, несмотря на изрядную недостачу передних зубов, упорно пыталась выгрызть на моей лодыжке резной орнамент, пока я рвался в сторону двери. Она оказалась запертой, а ключи, несомненно, покоились в хозяйкином кармане, но сейчас у меня не было времени на церемонии. Сорвав крышку с пороховницы, я подсыпал пороху на полку ружейного замка, прицелился и выстрелил.
Отзвуком выстрелу послужил прозвучавший сзади вопль, но по крайней мере домохозяйка выпустила мою ногу, когда замок разлетелся вдребезги. Пинком распахнув дверь, я выскочил в коридор. Прикрытый капюшоном и вооруженный змееголовой палкой человек загородил мне путь к лестнице; судя по взгляду, выстрел изрядно напугал его. Знакомый фонарщик! На лестничной клетке еще витал пороховой дым.
Послышался щелчок, и змеиная головка выпустила острое металлическое жало.
— Отдай его, и я позволю тебе уйти, — прошептал лжефонарщик.
Я задумчиво помедлил, жалея, что ружье уже разряжено. А мой противник производил впечатление искусного копейщика.
Вдруг что-то вылетело из темноты и, ударив фонарщика по голове, вывело его из равновесия. Тогда я предпринял стремительную атаку, выставив вперед дуло, словно штык, и сильным ударом в грудь временно лишил его дыхания. Не удержавшись на ногах, он упал и покатился вниз по ступенькам. Последовав за ним, я перепрыгнул через распростертое тело и, выскочив из дома, налетел на Тальма.
— Ты совсем сбрендил? — прошипел мой друг. — Полиция несется сюда со всех сторон!
— Но я забрал его, — с усмешкой ответил я. — Чем это, черт возьми, ты в него пульнул?
— Картофелиной.
— Отлично, хоть на что-то сгодилась.
— Держите их! — вопила мадам Дюррел, высунувшись в выходившее на улицу окно. — Он пытался овладеть мной!
Тальма глянул на нее.
— Надеюсь, твое ружье стоит такой нервотрепки.
Мы побежали по улице. Вдали появился очередной жандарм, и Тальма втолкнул меня в дверь какой- то гостиницы.
— Здесь у нас тоже свои люди, — прошептал он. — Я догадывался, что нам может понадобиться укрытие.
Ворвавшись внутрь, мы увлекли хозяина вглубь зала. После обмена быстрыми масонскими рукопожатиями Тальма кивнул на подвальную дверь.
— Нам поручено срочное и важное дело, брат.
— А он тоже франкмасон? — показав на меня, поинтересовался владелец гостиницы.
— Он проходит испытание.
Хозяин сопроводил нас вниз и запер дверь. Мы немного постояли под сводами подвала, переводя дух.
— А из подвала есть второй выход? — поинтересовался Тальма.
— Вон за теми бочками с вином есть решетка. Отверстие достаточно большое, вы сможете пролезть в него и спуститься в канализационные трубы. Во времена террора кое-кому из масонов удалось спастись этим путем.
Мой приятель скривился, но не спасовал.
— В какой стороне у нас кожаный рынок?
— Направо, по-моему. — Он остановил нас взмахом руки. — Погодите, вам понадобится вот это.
Он зажег фонарь.
— Спасибо, друг.
Мы быстро пронеслись мимо его бочек, отставили в сторону решетку и футов тридцать проехали вниз по скользкому туннелю, пока не приземлились в начале большого коллектора. Высокий каменный свод подземного зала терялся во мраке, тусклый свет нашего фонаря выхватил из темноты разбегающихся крыс. Под ногами текла холодная и зловонная вода. Где-то в вышине лязгнула закрывшаяся за нами решетка.
Я окинул взглядом свой покрытый липкой грязью зеленый сюртук, единственную оставшуюся у меня приличную вещь.
— Я восхищен, Тальма, с какой силой духа ты ринулся в эти сточные трубы.
— Уж лучше канализация и Египет, чем парижская тюрьма. А знаешь, Итан, всякий раз, как встречаюсь с тобой, мы обязательно влипаем в какие-то переделки.
— С ними интереснее жить, тебе не кажется?
— Если мне суждено умереть от скоротечной чахотки, то моим последним воспоминанием будет вопль твоей разъяренной домохозяйки.
— Тогда лучше поживи еще. — Я глянул в правый коридор. — А зачем тебе понадобилось спрашивать про кожаный рынок? Мне казалось, что наша станция около Люксембургского дворца.
— Так и есть. Но если полиция прихватит нашего благодетеля, то он направит их в противоположную сторону. — Антуан махнул рукой. — А мы пойдем налево.
Мы добрались до места, но видок у нас был еще тот: изрядно вымокшая и грязная парочка без всякого багажа, не считая винтовки и томагавка. Мы вымылись, как могли, у фонтана, и все-таки мой дорожный сюртук остался безнадежно испачканным.
— Так много развелось грязи на улицах, — нескладно соврал Тальма почтальону.
Нашу репутацию не повысило и то, что мой друг прикупил самые дешевые билеты, и в результате его экономии нам предстояло трястись в пыли на задней открытой скамье, за стеной почтовой кареты.
— Это избавит нас от досужего любопытства, — оправдывался он.
Учитывая, что у меня украли почти все деньги, я едва ли мог выражать недовольство.
Нам оставалось только надеяться, что эта крепкая колымага успеет уехать довольно далеко от Парижа, прежде чем полиция начнет разыскивать нас на станциях, поскольку наш странный отъезд явно не прошел незамеченным. Достигнув Тулона, где готовился к походу флот Бонапарта, мы окажемся в безопасности: у меня имелось при себе рекомендательное письмо от Бертолле. Для подстраховки я придумал себе имя Грегуар, а акцент решил объяснить тем, что родился во французской Канаде.
