пирамиду, а числа! Выигранная мной подвеска содержала какую-то арифметическую задачку! Ученые, может, и помешались на своих математических символах, но проведенные с ними недели с лихвой окупились для меня — я заметил в этом рисунке некую систему, на которую прежде не обратил бы внимания. Правда, я не мог пока объяснить особый смыл этих чисел — они казались случайными группами из единиц, двоек или троек.
Но я чувствовал, что эта догадка приблизила меня к раскрытию тайны.
После многомильного и многодневного путешествия мы добрались до круто обрывавшегося известнякового плато вблизи местечка Наг-Хаммади, где Нил изгибался большой излучиной, а на противоположном берегу зеленели обширные поля. Там, за рекой мы увидели вожделенную цель. Колонна французской дивизии под командованием Дезе — три тысячи солдат и две пушки — медленно следовала вдоль берега Нила, растянувшись на целую милю. С нашего удобного наблюдательного пункта они выглядели как муравьи, ползущие по вечному блеску великолепного природного холста. Именно в этот момент я осознал неосуществимость той задачи, что поставили перед собой французы. Я постиг безбрежность и Египта, и всей Африки в их бесконечной череде холмистых долин, на которых французы выглядели ничтожными, как блоха на слоне. Разве мог этот маленький человеческий ручеек покорить безбрежную империю песка, усеянную древними развалинами и кишащую племенами, которые владели отличными лошадьми? С таким же безрассудством Кортес отправился покорять Мексику, но Кортесу удалось уничтожить ее сразу, поразив самое сердце индейской империи, в то время как бедный Дезе хоть и поразил ее сердце, а теперь вынужден был преследовать в песчаной пустыне отрубленные, но непокорные руки. Главной сложностью для генерала стало не завоевать врага, а найти его.
Мои же проблемы заключались в том, что французы теперь считали меня беглым преступником, а мой враг затесался в их ряды. Я надеялся, что Астиза также находится где-то среди них, но как мне послать ей весточку? Моим единственным союзником был мамелюк, а единственной одеждой — арабский наряд. И теперь при виде этой дивизии я даже не представлял, с чего начать осуществление моих планов. Переплыть реку и потребовать от французов правосудия? Или попытаться убить Силано, устроив ему засаду в скалах? А чем я смогу доказать, что он действительно является моим врагом? Если мне повезет, то меня просто повесят.
— Аш, мне тут пришло в голову, что я похож на собаку, которая преследует запряженную волами телегу, но толком не представляет, что делать с добычей, если удастся захватить ее.
— Так не будь собакой, — сказал мамелюк. — Чего, собственно, ты хочешь добиться?
— Разрешить загадку, спасти женщину и отомстить. Однако пока у меня нет доказательств вины Силано. И я не совсем понимаю, как мне поступить с ним. Встреча с графом меня не страшит. Я просто не уверен в том, чего он заслуживает. Проще оказалось проехать по этой пустыне. С ее необитаемостью. И очевидной простотой.
— И все-таки человек в пустыне, как лодка в море: оба лишь проходят поверхности. Пустыню надо пройти, приятель, но жить в ней невозможно.
— Но сейчас мы почти достигли цели нашего путешествия. Прибегнет ли Силано к защите армии? Сочтут ли меня беглым преступником? И где еще может поджидать нас Ахмед бин Садр?
— Да, с бин Садром сложнее. Что-то я не вижу его головорезов среди солдат.
И словно в ответ из-за соседних скал донесся свист пули и запоздалый отзвук выстрела. Обломки скалы взлетели в воздух и упали на песок.
— Видишь, как боги отвечают на все вопросы? — заметил Ашраф.
Я развернулся в седле. На северных холмах, с которых мы пришли, появилась дюжина мужчин. Их очертания дрожали в знойном мареве, в своих арабских одеждах они спешили в нашу сторону, покачиваясь на верблюдах. В руках их предводителя было что-то явно длиннее мушкета — змееголовый посох, по моим предположениям.
— Бин Садр, дьявольское отродье, — проворчал я. — Он вечно шныряет со своими бандитами в тылу у французов. Ему удалось напасть на наш след.
Ашраф усмехнулся.
— Не слишком ли нагло он ведет себя после убийства моего брата?
— Должно быть, кавалерия попросила его выследить нас.
— Тогда ему чертовски не повезло.
Мамелюк приготовился к атаке.
— Аш, остынь! Подумай немного! Нам не справиться вдвоем с целой дюжиной!
Он глянул на меня с презрением.
— Неужели ты боишься нескольких пуль?
Приближающиеся арабы вновь окутались облачками дыма, и вокруг нас на песок попадали очередные взорванные каменные обломки.
— Да!
Мой спутник медленно задрал рукав своего халата, протертого почти до дыр. По губам его скользнула ухмылка.
— Ладно, не будем торопить события. Тогда, наверное, нам надо поживее убраться отсюда.
Скрывшись за гребнем холма, мы наискосок спустились по склону и галопом помчались прочь от Нила, отчаянно стремясь уехать подальше и найти укрытие. Наши лошади скакали быстрее верблюдов, но дромадеры были более выносливыми. Они долго обходились без еды и питья, а в оазисах выпивали такую прорву воды, от какой наверняка сдохло бы любое другое животное. От французской кавалерии мы отделались довольно легко. Но эти пустынные воины могли оказаться более упорными.
Мы свернули в боковую долину, лошади старались удержать равновесие на оползающем галечном склоне, потом, выйдя на более ровный участок, помчались во всю прыть, привычно не обращая внимания на угрожающие кличи и случайные выстрелы наших преследователей. Те упорно скакали за нами, оставляя после себя длинный пылевой шлейф, зависающий в неподвижном и тяжелом воздухе.
За час сумасшедшей скачки мы оставили их далеко позади, но от жары и недостатка влаги наши лошади начали сдавать. Несколько дней нам нечем было подкормить их, воды также не хватало, и животные изрядно ослабли. Взбираясь на очередной гребень, мы скрывались за ним и могли бы сбить со следа наших преследователей, если бы наша собственная пыль, подобно сигнальному огню, не выдавала направление нашего движения.
— А ты можешь уменьшить их численность? — наконец спросил Ашраф.
— Мое ружье, конечно, достанет кого-то из них. Но они двигаются очень быстро, так что, думаю, у меня есть только один хороший выстрел. Мне же нужна почти минута на перезарядку.
Мы остановились на вершине бархана, и я снял с плеча винтовку. Ее ремень уже три сотни миль натирал мне плечо, но у меня ни разу не возникло искушения расстаться с этой придающей уверенность тяжестью. Она безропотно и верно служила мне. И вот сейчас я старательно прицелился в бин Садра, сознавая, что его смерть может прекратить погоню. До бедуинов еще оставалось метров триста, не меньше. Стояло полное безветрие, мишени стремительно приближались к нам… но фигуры наших врагов, словно флаги, колебались в знойном мареве. Черт, как же тут разобрать, где он? Прикинув траекторию полета пули, я прицелился немного выше первого всадника и нажал курок, моя лошадь вздрогнула от звука выстрела.
Полет пули показался нам довольно долгим. Потом мы увидели, что первый верблюд повалился на землю.
Но достал ли выстрел его седока? С криками ужаса наши преследователи сдержали бег своих горбатых питомцев и, встревоженно сбившись в кучу, послали в нашу сторону несколько бесполезных выстрелов, учитывая малую дальнобойность их ружей. Я вновь вскочил на лошадь, и мы помчались вперед как можно быстрее, надеясь по крайней мере выиграть время. Ашраф бросил взгляд назад.
— Твой приятель забрался на верблюда одного из своих подчиненных. А тот уселся позади другого бедуина. Теперь они будут осторожнее.
— Значит, он уцелел. — Мы остановились, и я вновь зарядил ружье, за счет чего мы потеряли часть нашего выигрышного расстояния. Мне не хотелось пока ввязываться в перестрелку, поскольку перезарядка отняла бы у нас много времени. — И они по-прежнему наступают.
— Похоже на то.
